22 мая 2010 года митрополит Киевский Владимир поставил известного всему миру путешественника Федора Конюхова во иподиаконы, а на следующий день – на праздник Святой Троицы епископ Запорожский и Мелитопольский Иосиф совершил его диаконскую хиротонию. Отец Федор Конюхов – капитан дальнего плавания, яхтсмен, первый россиянин, побывавший на Южном и Северном полюсах и Эвересте. За спиной у него 4 кругосветных путешествия, более 40 уникальных экспедиций. Он родился в Запорожье, закончил Одесское мореходное училище и Ленинградскую духовную семинарию.
В каждом интервью, во всех своих книгах Федор Конюхов всегда говорил о Христе, о вере, о православии. Во время последней экспедиции Федор Конюхов установил крест на мысе Горн, построил несколько часовен. Федор, объясняя свое желание стать диаконом, сказал: «Я много сделал для путешествий, для славы человеческой трудов, я хочу сделать сейчас для Господа Бога и для нашей православной церкви».
Вот, что рассказывал отец Федор Конюхов сам – в интервью и книгах:я был верующим всегда, такая уж у нас семья: мой дед священник и его брат тоже — он даже канонизирован как новомученик. Помню, в школе (а я учился в нашем рыбачьем поселке) я все время спорил с учительницей литературы. Спрашивал ее: «Скажите, Татьяна Семеновна, как же вы говорите, что Бога нет, вот же Пушкин в него верил!»
Впрочем, за свою жизнь я убедился: вера в Бога в чем-то похожа на любовь к женщине. Кому-то повезло влюбиться в юности, кто-то всю жизнь шел к своей любви, а кто прожил всю жизнь и никого не полюбил. Последнему кажется, что и не бывает никаких возвышенных чувств и прочего, он смеется над теми, кто говорит обратное.
У меня есть один знакомый ученый, человек совершенно советского воспитания. Всю жизнь он мне говорил, приходя ко мне и видя иконы: зачем тебе это, ты бы лучше науку поддерживал! А вот недавно вернулся он после операции и рассказал, как потом ему показали видео, сделанное во время шунтирования. Вот он лежит на столе без движения целых четыре часа, врач достает его сердце, моет, что-то с ним делает, а потом возвращает обратно. Этот человек сказал мне: «Знаешь, Федя, я посмотрел то видео и встал со стула совершенно другим». Пришел я недавно к нему в кабинет и вижу — там иконы появились.
Федор Конюхов о бессмысленном риске
Не все понимают, что бессмысленный риск экстремального спорта — грех. Нельзя же подвергать свою жизнь опасности просто так, из удовольствия — это пустое. Но ведь так делают тысячи людей, и их невозможно остановить! В Москве одних только зарегистрированных альпинистов четыре тысячи. Для них это важная часть жизни, их не остановить, просто подойдя к ним и сказав: «Все, что ты делаешь, — бессмысленно и греховно». Они и самого-то слова «грех» в изначальном его значении не поймут, а только лишний раз обидятся, решив, что их обвиняют в нарушении чуждого для них «церковного закона».Мне кажется, нужно обязательно быть рядом с ними, потому что эти люди нуждаются в особой молитве, особом заступничестве. Церковь обязана помнить о них, молиться. Почему у нас множество священников, которые окормляют военные подразделения, школы, больницы, но почти нет тех, кто работает с теми же альпинистами, любителями экстремального спорта? Ведь это часть нашего общества с особым образом мыслей.
С людьми, увлеченными экстремальными видами спорта, нужно находить общий язык. И это еще одна моя мечта — хотя бы в Москве создать приход для таких людей. Уверен, что небольшая община обязательно наберется. А она уже станет примером для остальных, поможет человеку задуматься, зачем он идет в горы. Просто так, ради спортивного интереса? Но стоит ли этот интерес риска, затраченных сил и эмоций? Ведь для того, чтобы сделать первый шаг к вере, нужно сначала задуматься об этих проблемах.
Когда моя яхта перевернулась, я понял, что нет на земном шаре более тяжелой работы, чем молиться Господу Богу, именно молиться.
Когда к полюсу идешь, тащишь за собой 135 килограммов груза, всё время вверх, два месяца, при минус 50 градусах, преодолевая встречный ветер, то думаешь: на земном шаре ни у кого не может быть такой тяжёлой работы, как тащить это. А когда меня перевернуло, и я читал молитвы, то понял, что вот это и есть самая тяжелая работа.
И только через нее мне открылся Господь.
Это случилось, когда я попал в ураган «Даниэль» (скорость ветра 130 миль в час). Потом я узнал, что мои шансы выжить были равны нулю. Яхта шла на автопилоте, потому что все время должна быть на волне, как серфинг. У меня вышел из строя автопилот, и я встал на руль. Но так ты долго ее на такой скорости не удержишь, ты же устаешь. У меня в глазах уже фиолетовые круги идут, я допускаю ошибку и яхта – уходит с волны и ложится на бок.
Я на палубе. Волны бьются, пыль одна стоит, дышать невозможно. Я держусь и знаю, что сейчас если яхта перевернется – захлопнет меня – и всё. Отдаю спасательный плот. Но при таком ветре он отрывается и взвивается вверх, как змей, правда, привязанный. Я должен его посадить, как змея и тяну, тяну к себе… И вдруг веревка обрывается и он отлетает. Всё, я остался без плота. Вода, правда, теплая, с тропиков идет ураган. А сам я привязан. Волна пройдет, собьет меня в воду, я выкарабкиваюсь и держусь за борт, но вот-вот потеряю сознание… А потом наступает тишина. Я контроль потерял.
Ничего не вижу, глаза отказали, все седое – вода, небо… И звуки песни: хор поет, стараюсь прислушаться, слова разобрать, а они поют шепотом… Как будто и женщины и мужчины, нет различия, а слова разобрать не могу. Музыка такая… не орган, не трубы, не гитары, очень красивая музыка. Не какая-то какофония, когда намешано всего, нет. Она льется… Никогда я такой музыки не слышал… И голоса слушаю, слушаю, чтобы слова разобрать, и не могу. Не то, чтобы на немецком или на английском, или на русском поют, нет, но непонятно…
Волна проходит, сбивает меня в воду, я снова выкарабкиваюсь, воду соленую глотаю, и так пить хочется. А знаю, что в яхте есть бутылки с водой. Чувствую, надо забираться в яхту. Она всплывает, я открываю люк. Только за собой закрыл, яхта перевернулась.
Она наискосок лежит, но из люка выбраться уже нельзя. Внутри всё вверх дном, 120 литров солярки вылилось вовнутрь… Все книги, продукты, всё, что есть – смешано, воды по пояс. Я нашёл фонарь, бутылки с водой, 100-200 бутылок у меня всегда на яхте стоит.
Выпиваю бутылку, догола раздеваюсь, потому что соляр начинает разъедать всё, рубашку, трусы. На мне только крестик, ещё от деда остался…
Внутри всё закрыто, работать не возможно. Самое главное, я понял, что осталось последнее – это молиться. Всё сделано. Но никто не может помочь. Хотя все знают, все следят. Вода сбивается с соляркой в желчь такую, дышать невозможно, все время будет подходить и меня ждет медленная смерть от удушья. Но там, где у меня кровать, есть ниша, там больше воздуха, и я туда забираюсь, сделал из матраса гнездо такое себе. Беру с собой бутылки с водой, иконку Николая-чудотворца (она у меня на спасательном жилете, металлическая) и начинаю читать молитвы. И слышу удары, бух, бух, вот-вот яхта разломается, удар за ударом. Я молюсь, молюсь…
По статистике, на пути к этой вершине каждый третий альпинист погибает. Мы с Женей Зиноградским на высоте 8 тысяч метров сидим, вдыхаем перед последним восхождением. Там спать нельзя, можешь задохнуться, воздуха не хватает. Думали, что в 12 часов ночи выйдем, но пурга помешала. Собрались в два ночи выходить, чтобы успеть до вершины дойти и спуститься до темноты (а подошли часов в 5 вечера). Сидим, ждем, ветер рвёт палатку. А вокруг там, на восьми тысячах, мертвых человек тридцать – как в бою лежат, все альпинисты. Высохшие. Там же мумиями становятся, там не хоронят. Как погиб, так и лежит. Мы сидим с Женей и думаем – дойдем мы до вершины? Может быть 30 человек уже прошло, а мы как раз попадаем в десятку смертников?
Мозги чистые, всё вспоминается до мелочей… Даже когда я в детстве случайно ласточку из рогатки убил… Я случайно в нее попал. Бабушка говорила, что ласточек нельзя трогать – это грех. Сидишь и всё до последнего вспоминаешь. Кому-то слово сказал плохое, с кем-то поссорился, кого-то обманул, воробья убил, вспоминаешь всё, вот это и есть исповедь. Чувствуешь, что час твой подходит и не знаешь, вернёшься или нет. И думаешь, как ты предстанешь перед Всевышним, и хочется всё это кому-то рассказать…
Протянуть для моряков мостик к Православию
Несколько лет назад Православная Церковь причислила к лику святых Федора Ушакова — великого адмирала, флотоводца и в то же время человека уникальной праведной жизни. Но храма в его честь в Москве пока нет. Проект уже готов, а место мы пока выбираем. Очень надеемся, что получится построить его в Москве, ведь в столице такой храм особенно нужен: посмотрите, сколько здесь моряков, отставных и действующих, даже клуб адмиралов есть!
А моряки очень любят и уважают Ушакова, он для них пример — правда, к сожалению, ценят они его только как великого полководца, не проигравшего ни одного сражения. Мне же хочется, чтобы храм помог рассказать о других гранях жизни адмирала: о его глубокой вере, о его семье, в которой есть святые монахи-подвижники, о том, что после отставки Ушаков поселился вблизи Санаксарского монастыря и провел там всю оставшуюся жизнь…
Через рассказ об этом я бы хотел протянуть для современных моряков мостик к Православию. Ведь они восхищаются Ушаковым, многие считают его примером для подражания. Мне кажется, что рассказ о пути к вере своего для моряков человека будет миссионерски эффективным. Я убедился в этом на своем опыте. Помню, как приехал первый раз в Санаксарский монастырь, настоятель открыл мне мощи Федора Ушакова, предложил помолиться, а сам ушел. Я встал на колени перед ракой с мощами и оказался лицом к лицу со святым. У меня мурашки по телу: никого рядом нет, а я, старшина первой статьи, сам военный моряк, стою перед адмиралом, да еще каким адмиралом! У меня, конечно, все молитвы вылетели из головы… На меня все это произвело невероятное впечатление: святость проникает в нашу жизнь, становится близка и понятна…
Так родилась идея строительства нашего храма, для которого мы разработали уникальный проект: архитектура будет классической византийской, но весь храмовый комплекс в целом должен будет напоминать своими формами корабль. Все в строгом соответствии с канонами, и в одновременно возникают новые, особые смыслы. Храм памяти адмирала — подобен кораблю в море житейских страстей! Если взглянуть на него сверху, то храмовый комплекс контурами похож на рыбу — еще один морской и в то же время древний христианский символ.
Портал «Православие и мир» по материалам открытых источников и публикаций журнала «Фома» и фотографий с официального сайта Федора Конюхова