Православный форум Игнатия Лапкина

Вчера ещё счастливейшим казался,
Невесту на руках без лифта нёс.
Как звук шампанского исчезло залпом,
Набиты фонари, – с цепи сорвался пёс.

Такие драмы, тысячи таких трагедий
По всей стране безбожной – пруд пруди;
Без слова Божия иное разве встретишь?
И то ли ещё будет у русских впереди!

В крещении святом для мира умираем,
И со Христом венчание ожившим из воды.
Мы выбор сделали по направленью к раю,
Нас к тихим водам будет Иисус водить.

Быть верным Господу, не изменять и в мыслях,
Молитвой искренней подпитывать минуты.
Такой на ярмарке суетности не станет рыскать,
Заглядывая в храм при случае попутно.

Разводов, отступлений и тягостных измен
Не менее, чем в ЗАГСах простодушных.
Предав Христа, что выиграл взамен,
Не проиграл ли бесам искупленную душу?

Придумали отметить золотую свадьбу,
И бриллиантовую немощь стараются возвысить.
Свидетелей венчания приятно так зазвать бы,
Но никого уж нет, ни черепов, ни лысин.

Венчанье со Христом не прерывает смерть,
Со дня на день все чувства молодеют.
Любви экзамен, Дух Святой, проверь
Не любодействую ли со срамным халдеем.

Несносно слышать хвастовство священства,
Что всё у них о’кей, народу им невпроворот.
На самом деле – кладбище, если признаться честно,
И что без Библии спасенье – об этом нагло врёт.

Глупец задорен словно ярый конь,
Которому шлея под хвост попала;
Кто тронет – ужаснётся - хлынет вонь,
И падаль изрыгнёт внахлёст, навалом.

Задорен, ржёт под всяким седоком,
Сучит ногами, бьёт по гулкому настилу;
Таких и выдвинут знакомые в партком,
Надеясь на азарт его и силу.

Он учит всех налево и направо,
Великий Неуч сам до гробовой доски…
Случалось мне встречать таких крутых баранов,
Умрёшь от скуки и уснёшь с тоски.

Они блудливы - чада ресторанов,
Горластые - охальники от пуза;
Тройным щитом со всех сторон охрана,
А окоём с ушко иголки узок.

Маразмом Ленина протравлены насквозь,
Мозги им демон, чёрт с утра сбекренил.
В любой программе партии он – гвоздь,
Мироточит, как бесноватый Ленин.

Ублюдки, людоеды всех мастей,
Вас Нюрнберг ждёт с намыленной верёвкой!
Вам памятник – ГУЛаг и горы из костей -
Гордитесь как всех обманули ловко.

И ни одно из ваших обещаний
Вы выполнить серьёзно не пытались;
Лишь воронки рычат и стук сапог ночами, -
На спусковом крючке так и застыл ваш палец.

Прошедшее лишь в памяти народной…
Но если тот урок кому не впрок,
Из дотлевающих взойдет толпа уродов, -
Из тьмы веков о том вещал пророк.

«Глас вопиющего» – не часто на экране,
Про благовестие церковному начальству;
Пути кривые да выправятся прямо.
С кого-то же должно раскаянье начаться.

И этот кто-то, пусть Иван Захарыч,
Считавшийся совсем уж ненормальным;
Он не молчал, законом тыкал в хари,
О нём галдели и на танцах бальных.

Так почему ж столетий девять с гаком,
Подобный глас в России так и не родился?
Кто за разврат царя бы ставил раком,
Ехидною назвал, – Синод бы весь сбесился.

Глас вопиёт в пустыне к скорпионам,
Варганящих варанов варит кипятком.
Кто плакал бы и голос Вани понял,
А храм Христа-Спасителя – битком.

Не так же бы секира и ныне зазвенела?
У Ирода под боком шипит Иродиада.
Разворошил бы затхлость тёмных келий,
И благовестников к народу слал отряды.

Иван Захарыч, научи крестить
Не капелькой воды, и не песком с лукавством!
Попы зарылись в ил обрядоверья – караси,
И к ним не подойдёшь, как к прокажённой касте.

Но есть на извергов у Господа дубина,
Подобно Ленинским декретам, и Нероны!
Тогда опять по Библии единой
Восставит Истина на путь прямой и ровный.

И камни выдумок, преданий и мощей. –
На кладбище законное их место, –
Монастыри и храмы окажутся ничем.
Повсюду с погружением Креститель крестит.

Глаза проглядели, взирая на небо,
Не Господа ждали, – томились густою слюной.
Не радуют дачи, машины и мебель, –
К чему всё идёт, видит даже слепой.

Особенно тяжко пришлось агрономам,
При их обещаниях собрать урожай небывалый.
Зависимым нужно быть более скромным,
Земля без небесных дождей не привалит.

И зёрна отборные, скрытые в землю весной,
Едва лишь проклюнулись зеленью нежной,
Пожухли, завяли, поникли, обсыпаны хной,
Повеяло смертной тоскою уныние, нежить.

В плане духовном засуха стократ тяжелей,
Последствия голода глубже, намного опасней.
О годах без Библии тяжко стонать и жалеть,
Зачем опирался на мощи, поповские басни?

Дожди благодати, воды благодатные струи,
От Духа Святого пролейтесь на многих,
Пророки, Апостолы с нами шикарно пируют,
Успеть освежить им уставшие пыльные ноги.

Дождём запоздалым и поздним накрыт,
Одежда прилипла, мослы обозначив и рёбра,
Язык обезвоженный речью заменит свой хрип,
Румянец на впалых щеках уже явно неблёклых.

Так Бог Иегова решил разнарядить,
К источнику влаги зовёт через ревностных слуг,
Иисус неизменный всё Тот же и рядом,
Не слышит лишь тот, кто в безверии глух.

У нас, христиан, благовестьем наполнено чрево,
Реки дивной воды истекают, окрест орошая.
Силоамсий колодец истории древней, –
Там полнятся агнцами наши кошары.

Глаз фокусируем нередко на ненужном.
Бесшумно щёлкаем незримо, многократно;
Незамерзающий в любую злую стужу,
Хотя жар с пылью вгонят в катаракту.

Глаз в информации – в движении есть жизнь.
Он украшает тело, высвечивает душу,
Фотографирует, смотря то вверх, то вниз.
Глаз повредивший ясный свет потушит.

Без зренья чистого как Библию прочтёшь,
И проследишь шесть дней-ночей творенья?
Лишь кожей ощутишь прошедший дождь.
Жить в слепоте – сколь непосильно бремя!

Речь подвожу к духовным размышленьям,
К прозренью во Христе при инобытии.
Безбожника-слепца мы искренно жалеем,
Что он напрасно только небеса коптит.

Быть зрячим, значит, сущность разуметь
За гранью тёмного и тусклого стекла;
Путь к небесам открыл нам Новый Завет,
Рука Иисуса к жизни нежно привела.

О зрении души мы ежедневно молим:
Как разуметь Библейские глаголы?!
На бестолковых смотрим с искреннею болью,
Он нищ и слеп – без добрых дел он голый.

Лишь Дух Святой нещадно обнажает
Действительность, тщету, повсюдную рутину.
Увидишь: ты не воин, а трус в своей пижаме.
Во свете Библии мы кто – к себе прикинем.

О зренье-разуменье нужно толковать,
Томясь неведеньем и тяжкой темнотою.
Не надо никого винить, на них кивать,
Причина в нас, её нещадно вскроем.

Грех монотонен даже для творящих,
Не говоря о тех, кто влипнет в первый раз,
Короче, всем в один похожий ящик.
Там одинаковые все при тысячах прикрас.

Расплата тяжкая за грех нам предстоит,
Не только здесь, но главное – по смерти,
Там не помогут дачи, тачки, гаражи,
Иная участь тем, кто во Христа поверит.

Грех – преступление, по Божьему закону,
А тот закон из Библии читающим известен.
Не каждый здесь в тюрьму или на зону
Ответ держать за порчу жён, невесты.

Разумно ли не мыслить Божьей кары,
За гнусности, за ложь, корысть и трусость.
Грех изъедает, и до срока старит,
Пред Богом равны все, еврей ты или русский.

Грех прославляется преступником всегда,
Он вожделеет счастья и земной награды;
Рождает смерть, где края не видать,
Зубовный скрежет там во мраке непроглядном.

О святости сказать или помыслить,
И душу светом чудным всполохи зальют.
Там семицветье в небе и в сердце коромыслом,
И слёзы благодарности, как в дождь салют.

Последний вздох на алиллуию ставь,
И не на меньшее настроиться – на высшую награду,
Поверь, прими единственным Спасителем Христа,
Залей слезой огонь температуры адской.

Один единственный нам выбор обеспечен,
И участь в вечности решится в нашу пользу;
В душе исчезнут гнев и огненные печи,
Там раскаянье тщетно – чрезвычайно поздно.

Допустим он, допустим ты, допустим я
Решили следовать по совести веленью.
Глас совести, как знаем, вовсе не пустяк,
Где совесть во главе, там у неё ты пленник.

Бессовестным прослыть что дважды два,
Там вместо сердца – ржавая железка.
И к справедливости таких не просто призывать,
В ушко игольное бессовестность не влезла.

Нас Златоуст подсказкой озадачил,
Что совесть, мол, первее слова Божья.
Что надо так вести себя, а вовсе не иначе,
А писанный Закон пришёл намного позже.

Совесть есть, по-моему, участок у души,
Через который голос Божий слышен;
К нему прислушаться, нахально не душить,
Такое качество есть у рождённых свыше.

И здесь мешает более всего, везде и чаще
Религиозные претензии на хлипкое главенство.
Но отфутболиваем голос тот, как мячик,
Стараемся глаза смежить, власяницей завесить.

Но тихо, нежно всполохи и вспышки –
Огнём небесным осиявает святость,
Мы заскорузлые в суетности не слышим,
Мычим напротив что-то, продолжая вякать.

По-совести бы жить, признав её главенство,
Не шикать на её напутствие, призывы.
Над ней шатёр и лозунги навесить,
Свой кругозор в её лучах раздвинуть.

Допустим, в совести решили покопаться,
Какой израненной найдём её, тщедушной.
На ней следы зубов поповскоё пасти,
Епископ озверелый мёртвой хваткой душит.

А если бы неверующим был?!» –
Ещё мне мама в детстве упрекала;
Проказою какой-то был не мил,
И меньших братьев подводил к накалу.

Всего и не припомнить – столько раз
И сам в себе я это повторяю,
Когда одолевала снизу страсть,
И пропасть разверзалась вовсе рядом.

И только вера в Бога, в Страшный Суд
Отодвигали щель по сантиметру.
Не раз молитвы мимо пронесут,
На страхе Божьем – крыльями по ветру.

А если бы неверующим был,
На всё смотрел опустошённым взглядом,
Примеривался к ужасу могил,
И трепетал при слышанье об аде.

На всё, что вижу, сотни покрывал,
Как и у тех, кто проживает рядом.
В кошмары искушений падал, как в провал,
Был скрягой жадным с пальцами коряги.

Ни в чём не видел смысла, Провиденья,
И Промысел неведом, недоступен;
За главное считал бы умноженье денег,
Наращивал бы пузо, словно бубен.

А если бы неверующим был,
При спорах, недостачах, передрягах,
Был жеребцом и ржал среди кобыл,
Об украшениях заботился, нарядах.

Всё было бы и мелко и ничтожно,
О горнем рассуждений ни словечка.
И на божков земных бы был похожий,
Погибелью, проклятием помечен.

А если бы, допустим на минутку,
Был не наказан первый мир потопом?
Прах развратился, знаем, не на шутку –
Весь мир в объятья к дьяволу потопал.

То что бы сталось с Ноем, с кораблём,
Мир утонул в разврате бы, как ныне,
И шар земной пришлось отдать на слом,
И значит ты и я не бывши, мимо.

А если бы Содом не прогорел,
И море Мёртвое его не поглотило?
Уже тогда сегодняшний гарем
Заполнило бы меньшинством – всё мимо.

Благословенны струи из дождя,
И огненный поток благословен;
Земля встречает Судию-Вождя –
Ему Спасителем быть всюду во главе.

А если бы жена у Авраама
Осталась в фараоновом гареме?
Пришли б уже тогда к сегодняшнему сраму
И к слепоте – к раздвоенному зренью.

Допустим, с голоду не выжил бы Иаков,
Колодцы Исаака сразу пересохли.
Тогда бы и скатились до вселенской драки,
С духовной трапезой дела бы были плохи.

Не приведи, Господь, Саулу одолеть,
Перехватить Давида на постели!
Но выпрыгнул в окно гигант-атлет,
Иначе бы псалмов не знали и не пели.

И если бы пророки испугались,
Попрятали написанное в сейфы?
Кто обличил бы гадов, читали только гадость,
Без слова истины забились под застрехи.

А как бы я вот там-то поступил,
Перебираю список из событий,
Боролся бы и выплавлял тротил,
Врагам устраивал побоища и пытки?

Не я один, но знаемые мною
Все так же на задворках жмутся робко,
С Адамом, с Авелем, и с неутопленником Ноем
Не вылетел бы из ковчега пробкой?

У совести весь арсенал в запасе,
Как слышать голос Божий и решенье.
Не приблизительно, но точно, чётко, ясно,
Сорваться с Авраамом, как отшельник?

Как поступить, не заплутать в потёмках,
Когда Евангелие, Библию не встретил;
Свет паутинкою в сознанье пусть не тонет,
За что же ухватиться при цунами крепко?

Тогдашний там среди магометан,
«Аллах акбар!» – орал бы с Магометом,
И в христиан стрелу и меч метал,
Девицу-пленницу заранее приметив.

Уснувший разум кто бы пробудил,
И совесть пристыдил ли бы Кораном,
С башкой в чалме сбесившийся дебил
Не истово крушил святые храмы.

Брил голову, гордился многожёнством,
Баранину, конину жрал при звёздах,
И не страшился смерти, спал на жёстком,
Не знал молитвы к Иисусу слёзной.

В руках имея Библию-свечу,
Гипотетически, примериваюсь к прошлым.
Сумел бы вырваться к Христу, покинув чум,
И под столом собрать святые крошки?