Православный форум Игнатия Лапкина

Во всей природе сохраненье деток
Заложено то чувство столь неистребимо,
С крылом подстреленным едва умеет бегать,
И от гнезда уводит куропатка мимо.

О, дети! Я и сам ещё такой ребёнок,
С седою бородой и головою лысой.
Слова ложатся к ряду образно и ёмко,
А проку-то, дела одни меня возвысят.

Рождённый в пламени тюремного насилья,
Стефан или Онисим, удрав от Филимона.
У Павла милости не раз потом просили,
Как от простуды ломтик жёлтого лимона.

Рожденье в муках проповеди жаркой,
В объятьях Церкви возрастать придётся.
Без свары сварится как в электросварке.
Слова призыва стелют очень жёстко.

На ложе благовестия согласны обоюдно,
Один вещать – есть призыв благодати.
И обращает кающихся он повсюду,
И освящающую часть из алтаря подать им.

Во мне огня рифмованного вдосталь,
Чтоб с проповедью слиться воедино,
И с наставлением в меня войдёт Апостол,
На общий труд – в единую картину.

Инстинктом сохранения опасно пренебречь,
Отвлечься и расслабиться хотя бы на минутку,
Не солоно подать с апатиею речь,
И недруги неспящие тебя в момент сомнут тут.

Позор клеймил попутчиков бездетных,
Что Богу не угоден явно этот брак.
Давали оба Богу тяжкие обеты,
Не взять бесплодную, с ней жил бездетный брат.

Власти безбожной нужны лишь рабы.
Довольные пойлом, жилищем и мелкой кормушкой;
И в этом помощники лучшие им архиереи, попы,
Враньё их и басни слушая, не переслушать.

Свободою Бог наградил первозданных людей,
Опасности высветил, худшее явно пометил,
В звериные шкуры, жалея, старался одеть.
Вопрос был один, но Адам заплутался в ответе.

У выбора две стороны изначально,
Лукавым изогнута луком его левизна;
И с ним не якшайтесь – в конце опечалит,
На практике знает об этом каждый из нас.

У Бога – свобода, воспользуйся ею умело,
Пораньше вставая, успей помолиться усердно.
Вы слышали сказку про русскую печь и Емелю,
Про щуку – на том и прищучили глупого черти.

Враг бьёт по мозгам наркотической дурью,
Табак, алкоголь и сбесились в разврате,
Во всём интерес обязательно шкурный, –
Следы у таких обрываются в огненный кратер.

Сам дьявол свободы лишившись, может лишь дать
Тоталитарный режим из манкуртов и монстров,
Распять Иисуса велел он презренным жидам,
Умеет он гвозди и пики оттачивать остро.

У Бога не так, у Иисуса напротив, иначе,
Свобода при выборе лучшего явится в рост;
Стучит Иисус в наше сердце. И плачет
Душа в умиленье, когда нас обнимет Христос.

Рабом быть у Бога в работе свободной...
Бог тайну открыл о Себе в Иисусе.
Из Библии знаем что нужно и Богу угодно,
Дух Божий подскажет нам в искренних чувствах.

Весна весьма с великим опозданьем
Пришла, когда все сроки мыслимые прочь;
И рыбу лёд, того гляди раздавит,
Хотя вполне заметно скукоживалась ночь.

Весна с прилётом перелётных птиц,
Грачей, скворцов и певческих оркестров;
Им претерпеть пришлось немалый риск,
От водоплавающих насладимся плеском…

Тиран скопытился в позорищном Кремле,
И реабилитация проглоченных приспела.
Слепцов творит, кто сам давно ослеп,
ГУЛагом расчленённое восстанет целым.

Не будь весны, не сдохни людоед,
Не написать, тем более и книг нам не издать,
Открыто гимн Христу не сметь пропеть, –
Пятиконечная душила всё звезда.

Мне столько вёсен выпало встречать,
Приметы слабые фиксировать по-детски:
Туманом снег съедало по ночам,
Копило воду, сбрасывало резко.

На март четырнадцатый – память Евдокии –
Скок воробьиный, замочить подол;
И через восемь дней сорок святых прикинет,
И через восемь дней ещё Алёша подошёл.

До Благовещения новая восьмёрка,
Апрель с семёркой радостный и вербный;
И где-то здесь же Пасха и для мёртвых,
Быть может, женщина воскреснет первой.

Весна в душе при оттепели в марте,
Победа к маю плещется в знамёнах;
Со всех сторон стекаются подарки, –
В свободе искренно ликует не наёмник.

Великий Бог величьем возвеличен,
К чему ни прикоснись, на что ни взглянь,
Звериный рёв и щебетанье птичье,
Мы как слепые в этом царстве впрямь.

Невежество на всём оставит отпечаток,
Словчив на знанье мизерном верхушки.
У пойла зазнайства будет чавкать,
Для жизни путь избравши самый худший.

С маразмом в памяти, с нечистотой душевной
Такая тварь смердит и по эфиру,
Плетёт и балаболит плут-мошенник.
В предерзости чванливой и немирной.

Таких юнцов отъявленных сугубо,
Замшелых старостильников и греков,
Исправить могут лишь ГУЛага трубы,
Но и такое было очень редко.

Они кичатся знанием пустого,
О собственной душе не зная ничего,
В философов рядятся и в пустословов тогу,
Гигантской пустотой гремят, стуча ногой.

Как правило такие герои-пустозвоны,
На исторический столкнулись факультет,
Такой уж шум, такой поднимет гомон,
Рахитичный смазливенький скелет.

И нет любви ни к Богу, ни к себе,
На самолюбованье зациклилась пустышка;
Засохший с юности, каких накличет бед,
И злобой изоляции вдогонку дышит.

А выход есть избегнуть помутненья, –
Просить Христа очистить ум-мозги;
На благовестие пойти, а не брататься с тенью,
В свет Библии войти, и тьмы избыть.

В укромном месте разбиваю сад, –
Уединение наплыв воров уменьшит;
Здесь гроздья виноградные красуются, висят.
Ни у кого уже не вызовут усмешки.

Корпел, потел, почти лихих полвека
Без продыху, а часто и без выходных;
В упряжке с благовестием нередко слышал спевку,
Застать нас невозможно полностью одних.

И вот мы вылезли в суетный Интернет, –
Наш благородный сайт один из самых лучших;
Здесь налитые яблоки, а не дичок-ранет –
Разделы, папки, файлы доброму научат.

Наш сад теперь открыт случайным и прохожим,
Не запираются в него ворота никогда,
В нём побывавши грузятся, не уходя порожним.
Стараемся всё лучшее на блюдечке подать.

На этом сайте Библия уже давно звучит,
«Архипелаг ГУЛаг» озвученный доступен;
Приветными огнями сад светится в ночи,
На нём не гладят ворс, толкут нередко в ступе.

Вмещает сорок книг всего одна страничка,
Плеяду аудио и видео, и сотни лучших фото.
Кто из заблудших этот сад-и-сайт разыщет,
Тот удивлённо ахнет: «Вот это – что-то!»

Конечно, зависть нанесёт и гадость,
Старообрядческую жёлчь, столетний хлам.
Их под Пурим сведёт Есфирь-Гадасса,
Разрубит ложь-гадюку сразу пополам.

Наш сад-и-сайт космическим условно назову,
Есть стол накрытый, царское застолье.
Он не потонет в море сайтов, будет на плаву,
Не перечесть там файлов, и житий там столько!

В разгаре осень зримо догорает,
Итог подводится заботам и запасам,
Желтеет лес, нескошенные травы.
Держать излишних едоков весьма опасно.

На голубятне бум и перенаселенье,
Приходится селекцию безжалостно вершить.
Теперь оставшимся в достатке веселее,
Прореженные овощи при копке хороши.

Есть сведения ныне про «Комитет трёхсот», –
Верхушка айсберга продавшим зверю души;
Они заботятся, от их забот трясёт,
И до корней в саду деревья сушит.

Теперь уже открыто, вовсе не таясь,
Смакуют в фильмах, публикуют в книгах,
Какие же они все циники и мразь,
Такие защищённые – попробуй пни их.

Пять миллиардов жителей для них – ничто,
Ненужных едоков столкнуть в отвал готовы.
Пред ними – все рабы, лежат ничком,
Но судьбы все под дланью Бога Иеговы.

К осенним заморозкам землю подтянуло,
Всеобщая развязка и один правитель.
Шар вертится, летит быстрее пули,
Дожди кровавые не раз на нас кропили.

И что бы ни придумывал кагал масонов,
Вычерчивая планы лжи по «Протоколам»,
Всё так преглупо, спьяну и спросонок,
Их дутые амбиции Господь проколет.

Во свете Библии потуги их смешны,
Всё будет точно по словам Господним.
Надежда извергов на золото мошны,
И это видят верные уже сегодня.

В обыденном, знакомом нечто видеть,
Совсем иное, чем шумящая вокруг толпа.
За благополучием просматриваешь гибель.
В какую сторону тебя начнут толкать?!

И в обозримом, вплоть за горизонт,
Молясь Христу, влетишь в иную панораму.
Войдёшь легально, если повезёт.
Себя во всём узришь – не будь упрямым.

Мыслителей слова подобны пене,
Хотя и умничают к зависти отставших.
Во свете Библии их подлинность оценим, –
За их судьбу доныне дюже страшно..

Из человеческих, пусть лучших побуждений,
Философы корпели, и тяжко надмевались.
Но слово Божие их наголо разденет,
Не здешними упрёками и жгущими словами.

Всё в рассужденьях к вечности гони,
И с той позиции проглядывай в сегодня.
Тьмой непроглядной выглядят огни,
Совсем никчёмным станет, бывши модным.

Любая вещь, событие, известия таит
В себя иной расклад при удлиненье тени.
Представь другим понятное на вид,
И неразумным деткой зарозовеет гений.

Преславный Бог прославится в святых,
Несущих истину из Божьих откровений.
Не только книжных, вплоть до запятых,
Но даже личный опыт свой применим.

Условности развеются и чёткость прояснится,
И цель: что, для чего соприкасалось с нами.
Благодари Творца, сгибайся в пояснице,
И крестное знамение – непобеждённых знамя.

В воскресный день стремимся к благовестью,
С собой Евангелия новые и Новые Заветы,
На пажити стремимся в новые селенья, –
Там тьму невежества Христос тотчас осветит.

Из дома в дом стучатся жезлы-палки,
Евангельские посохи, зажатые в руках;
Без сей опоры столько раз упал бы,
И сам себя потом не раз бы изругал.

Заранее в общественной молитве дома
Мы просим Господа открыть сердца людей.
И Он – Бог Иегова – сопротивленье сломит,
Ему, Творцу, с высот наш путь видней.

Встречают с радостью, а кто-то огорчит,
Возьмут Евангелия или же отвергнут,
Отвергнуть благодать есть тысячи причин,
И каждый меряет неизмеримое по вере.

А вера тусклая из старых предрассудков,
Из суеверий пошлых и пустых традиций.
И цель конечная в таких мерцает смутно,
Им предстоит ещё от Вышнего родиться.

Мы просим Господа и к людям пристаём,
К их одиночеству и старости промозглой;
Глядишь, пробьётся реденький росток,
О нём помолимся, прося счастливцу роста.

Мелькают лающие мелкие собачки,
Псы-волкодавы утопают люто в ярость.
В окно испуганно на нас глаза таращат,
В Евангелие принятое недоумённо пялясь.

А мы идём, спешим… опережали,
И на обгон берём в грехах застрявших.
Всем остановленным суём небес скрижали,
И сознаём, наш труд для многих зряшный.

В безбожной школе портятся детишки,
Им жизнь покажется ужасно длинной.
За тридцать лет – уже чрезмерно лишний,
Горька на выходе им «красная калина»,

Что делается в школах, что творится,
Какими нравами напичкивает дьявол!
Отдать в такую школу – не без риска,
Лишь одержимому до времени не явно.

Не благословенные распутные зазнайки,
Презрители старинных всех уставов,
Стихи Библейские примите со вниманьем,
Они на путь спасительный наставят.

Но наказаний нет для непослушных,
Предерзкий вызов выставляют старшим.
Они не слышат педагогов лучших,
И в классе оголтелых появляться страшно.

Безбожием пропитаны с пелёнок,
О целомудрии отсутствует зародыш;
От дикого осла рождается ослёнок. –
К разверстой яме-школе сам дитя приводишь.

Как могут мусульмане дикость уважать,
Таких безнравственных и запредельно подлых?
У тех не зря отточенный кинжал,
Не обезглавят ли подлейших кодлу?

Ни дружбы искренней, ни капли состраданья,
Жаргон тюремный, зэковские нормы.
И совесть искорёжена подстать кардану,
Срамной блевотиной Чарльз Дарвин кормит.

Училище разврата, оскорблений разных,
А все учителя – лишь жалкие статисты.
С наследственным от КПСС маразмом,
А многие ещё поныне в коммунистах.