«…открытым оком» том 23. Вопрос 3521: В последнее время батюшка Вас задвигает вовсе уж на послеслужебное время с проповедью. Ему, что не хочется, чтобы проповедь звучала в храме?
Ответ: Не совсем так. Но создаётся у людей именно вот такое нездоровое мнение. Он надвинулся на меня, что я каждую по полчаса говорю, а за службу две проповеди, ну и народ вроде бы уж вовсе расслабел, им в туалет надо, домой пора, скотинку загонять приспело. И это действительно почти так. Почти, но, даже может статься, и совсем не так. Дело в том, что брата Сергея, набирающего текст записанных на магнитофон в храме проповедей, я тут же попросил посмотреть, сколько какая проповедь звучала. Он взял 20 проповедей кряду и оказалось, что в среднем в храме моя проповедь продолжается 21 мин. и 30 сек. (от 13 до 28,5 минут). Сентябрь богат праздниками, потому произнесено было в этом месяце 28 проповедей - полновесных 10 часов звучания. А это уже не полчаса!
По полчаса нет ни одной из 20 взятых подряд проповедей. (Для сравнения с проповедями Иоанна Златоуста, взятыми из нескольких его томов, получается, что проповедь Иоанна длилась в среднем - 31мин. У него в 16 проповедях - 365.000 знаков без пробелов. У меня же в 16 проповедях, помещённых в разных томах, 254.000 знаков без пробелов.
Если патриарх Константинопольский говорил в таком же темпе, как я, не растягивал слова, а он был моложе меня на 10 лет, то получается вот такая примерно арифметика, которую тоже, пожалуй, никто ещё не проводил. Тут ещё нужно сделать поправку, что у меня ведут запись на магнитофон и потому сохранены все буковки, вздохи, и междометия.
У Златоуста не было такой возможности и записывали от руки скорописцы-нотарии, так что ещё мнуты три-пять нужно добавить к 31 минуте. Нужно ещё учесть, что на греческом языке для выражения одного и того же текста требуется букв больше в 1.16 раза. Для наглядного сравнения даю количество букв на греческом языке и рядом - на русском языке: Евангелие от Матфея - 92.096 и 79.138; Марка - 58.136 и 49.398; Луки - 97.793 и 84.406; к Римлянам - 35.220 и 32.919 букв.
К слову сказать, вот ещё Евангелие от Луки на немецком, английском и латинском языках, и через тире коэффициент по отношению к русскому переводу, на что нужно умножать: нем. — 108.290 - 1,282; английск. — 105.112 - 1,245; латин. — 93.511 - 1.107. Да хотя бы и полчаса была проповедь – это разве утомительно? Тут другой синдром. Не будь проповеди, а будь одна служба, всё так и будет идти. А вот при наличии проповеди всё время идёт очищение. А тут ещё книги одна за другой. А в них есть проповеди и они расходятся далеко.
Не знаю, почему, но батюшка уже не раз попрекнул меня, что вроде бы проповеди я говорю для книг. Тут он, конечно, хватил по ревности и, конечно же, не по зависти. В этом грехе я его боюсь подозревать. Я проповедую 45 лет. А в книги вошла первая моя проповедь, сказанная в июне 2004 г. – три года назад, на Пс.103, в 7 том “…открытым оком”. 41 год говорил не для книг.
А если для книг сохранилось три года – разве это позор, упрёк или ущерб какой и кому? Если с губернатором ездят корреспонденты и освещают всю его деятельность, и с президентом едут десятки разных представителей прессы и каждое его слово готовы опубликовать, если бы разрешили им, то в этом нельзя усмотреть, что он ездил и говорил и брал с собой свиту для газетной публикации. Это же не на первом месте. 2Тим.4:2 - «проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием».
С таким же успехом мог бы я попрекнуть батюшку, что он так ревностно вычитывает все служебные слова в храме, не видя, что уже все утомились, и снова: “придите, поклонимся”, “честнейшую херувим”, «трисвятое» десятки раз повторяет. Это же всё есть у всех в книгах. А что в проповеди сказано будет, того ещё нет нигде на белом свете, и если будет, то впервые, и уже под упрёком. А если батюшка всё вычитывает, то и я иной раз думаю: “Для чего он 40 раз “Господи, помилуй” повторяет?
Это же никому не нужно, тем более, Богу. Выходит, службу ведёт не всю, а хотя бы вот такие запричастные молитвы, когда три младенчика причащались, и всё равно вычитывают то, что ни один человек уже ни к уму и ни к сердцу в этот раз приложить не может. Значит для епископа?
С проглядом, что если кто донесёт, то не упрекнёт его епископ в том, что он что-то сократил в служении – это же смертельный укор был бы для батюшки. Я мог бы и так подумать. Но мне уже под 70 лет подпирает, и 41 год говорил не для книг. Так пусть бы хотя и для книг были проповеди.
Но ведь передо мной живые люди, для которых я и готовил сие, не думая о награде, а помышляя больше вот о таком упрёке. Иов.20:3 – “Упрёк, позорный для меня, выслушал я, и дух разумения моего ответит за меня”. Если бы только для книги, то легче всего, полнее и красивее можно было это сделать за столом, писать на компьютере, а я говорю без заранее написанного текста. Так что тут полнейшее алиби, что не для книг мне нужен доступ к живым людям, а для того, чтобы Слово Божие заговорило с ними. Иез.2:5,7 – “Будут ли они слушать, или не будут, ибо они мятежный дом; но пусть знают, что был пророк среди них. И говори им слова Мои, будут ли они слушать, или не будут, ибо они упрямы”.
Я не знаю, выслушивал ли хотя один пророк или Апостол, или святые отцы, или кто из современников такой вот упрёк, что столь ревностно бы старался донести Слово Божие до народа, а ему бы пастырь воткнул спицу: “Это ты стараешься для книг!” Причин тут несколько: никто в книгу не поместит; но если и поместит, то кому это нужно будет? Боязнь перед епископом ставит сеть во рту, и эта сеть вылавливает и не пропускает нужные слова к народу.
И потому проповедь получается мёртвая и бесталанная, не пробуждающая, ненужная. Я же ничем не связан, у меня нет цензора и во всех книгах никто не совершил ни одной поправки, кроме Бога и моей совести. Если завтра прекращу выпуск книг, а проповеди-то всё равно будут, тогда будет новое обвинение – так было со всеми, кто делал дело Божие. Иер.20:9 – “И подумал я: «не буду я напоминать о Нём и не буду более говорить во имя Его»; но было в сердце моём, как бы горящий огонь, заключённый в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог”.
От прибыли не лопнет кошелёк,
Растерзанный заботой о вдовицах,
Когда сиротский дом депешу шлёт,
От вас желающий наесться и напиться.
Туман забвения о смерти очень густ,
Собою обволакивает сердце,
Не может достучаться Иисус,
Не трогают таких чужие стрессы.
Мы не чужие по крови Адама,
Мы близки нежностью рожденья в Иисусе;
Глаза голодных шарят по карманам,
Пусть никогда до донышка не будет пусто.
А прибыль есть – проценты до небес,
Учтёно, сколь охотно уделяли,
Кто к нам за стол успел уже присесть,
Хотя дотациями мы и не атланты.
Хлопочут, бьются, добывая прибыль,
Но тешить скоропреходящее смешно;
Сквозь пальцы утекающею рыбой,
Не в свой дырявый, а в чужой мешок.
Кто вовремя сподобился возлечь
Со странником, бездетным Авраамом,
К тому и дети из роддома встреч,
Неважно, вечером или в потёмках рано.
Не потеряется в зловещей кутерьме
И самая ничтожная копейка,
Наш путь до Господа становится прямей,
Быть спонсором нужды успеть бы.
Не только средствами – молитвою и лаской
Дано обогревать застывших в злобе,
И аленький цветок такой прекрасный
Взойдёт и недругов он в силе покоробить.
Обещана нам прибыль – так легко
Её добыть, устроив ужин нищим.
Христа увидит в нас совсем слепой,
Наш чек на подпись долгожданно ищут. 03.09.07. ИгЛа