Воскресенье в Ираке рабочий день. В храме древнеправославной Сирийской церкви багдадского диоцеза служба идет по воскресеньям и праздникам два раза в день. Так что верующие спешат либо на утреннюю литургию в 7.30, либо на вечернюю в 4.30. На утреннюю моя переводчица идти не захотела, так как, по ее мнению, рабочий день начинается в 9, а заканчивается в 4, и это гарантировано ей международным правом. Ссориться перед литургией не хотелось. Поэтому я пришла к поздней литургии, чего у нас не бывает. После обычных в Багдаде переговоров, мне разрешили пройти в храм. Чуть позже мне позволили снимать. И, наконец, меня пригласили в покои архиепископа Багдада и Басры Северия Хавы.
Покои расположены за храмом. В большой приемной, как принято на Востоке, по стенам стояли кресла, посреди высился букет свежих цветов, а в углу работал большой телевизор, который транслировал футбол. Впрочем, очень скоро электричество кончилось, и телевизор погас.
Архиепископ Северий не принимает журналистов, не беседует с ними на политические темы и вообще не дает интервью. Только то, что я из России, распахнуло мне двери. Он прямо этого не сказал, но по реакции прихожан, помощников и охраны было видно, что они удивлены тем, что архиепископ меня принял. И все повторяли: "Русия, Русия".
Архиепископ был одет, как он сам сообщил, в свое домашнее одеяние. Поверх черного длинного подрясника он надел красную кофту. Из-под подрясника виднелись такие же красные носки. Моя переводчица зашептала, что она, конечно, не может ручаться, но наверняка ему кофту преподнесли прихожане в честь дня святого Валентина. Старые люди в Ираке любят этот праздник, и им приятно получать такие подарки. Здесь это не столько день влюбленных и страстной любви, сколько день взаимной симпатии.
Владыка сначала разговаривал строго, давал короткие ответы, насмешливо наблюдал за моими попытками задавать актуальные вопросы, потом принес свои книги и фотографии. Он тепло вспоминал, как был в России 13 лет тому назад, встречался с патриархом Алексием II.
Я спросила владыку, как живет православная церковь сейчас.
"Особых проблем у православных нет. Как у остальных, так и у нас. У нас совсем другие отношения между людьми. Наши двери открыты верующим", владыка не спешил к земным тревогам. Он показывал мне фотографии, где верующие встречались друг с другом в более мирные времена в Ираке.
"Как сейчас? Мы под оккупацией", - архиепископ строго посмотрел на меня и еще раз напомнил, что о политике мы не говорим.
Он не стал жаловаться, как другие христиане, что верующие уезжают. На утренней литургии, по его словам, много народу - и слава Богу за все. Он считает, что те, кто уехал в ближние страны, вернутся на родину, если обстановка изменится.
К вопросу об обстановке архиепископ заметил:
"До 2003 года в нашей школе училось больше тысячи учеников, сейчас - меньше ста. Семь священников у нас служат. Учились в семинарии в Сирии. Помощь от государства? Нет, сейчас помощи нет".
Действительно, пока этот храм не взрывали. Все здесь в целости и сохранности, на всем лежит какая-то небагдадская свежесть, как будто все здесь умыто.
Охрана круглосуточная выставлена, а поможет или нет - на все Божья воля. "Вокруг все храмы уже взорвали", - сказал архиепископ Хава. Он показывал фотографии, где у него в гостях архиепископ Владикавказский и Ставропольский Феофан и муфтии, которые уехали накануне начала бомбардировок 2003 года. С тех пор из России гостей не было. Я - первая за семь лет.
"А это брат короля Иордании Абдаллы", - сказал архиепископ и отложил папки в сторону. - "Я священник 50 лет. Родился в Ниневии. Православные по всему Ираку живут. Отношения с мусульманами у нас такие: мы все братья. У нас проблем друг с другом нет".
Я слышала это от всех прочих христиан в Ираке. Почему никто не слышит этого христианского свидетельства вне Ирака? Почему иракским христианам не верят, что они не страдают от мусульман? Почему не желают знать, что христиане Ирака страдают от оккупации?
"Иностранцы принесли нам беды - один отец здесь и один отец в Мосуле убиты. Семь лет назад христиан не убивали, не похищали. И мусульман не обвиняли", - сказал Северий Хава.
Он снова вспомнил былое: четыре раза встречался с папой Римским, бывал в Ватикане.
Я спросила, почему вы креститесь не так, как мы.
"Все равно, как креститься", - и он показал, как мы это делаем и как другие.
"Церковь не заботится о том, что за ее оградой. Мы заботимся о тех, кто внутри ограды. Наша миссия не в том, чтобы сочувствовать, мы не собираем страданий людей, не накапливаем их, мы молимся, чтобы люди получили прощение грехов" - он отверг мой вопрос о том, что может церковь делать, когда в мире слишком много страданий. В сущности, любой христианин помнит и о более страшных испытаниях в прошлом. И более суровых - в будущем.
Он вернулся к теме оккупации: "Оккупированы палестинцы. У нас идет битва политиков. Скорее, похоже больше на Ливан. Они хотят сделать Ирак полем битвы, полигоном для иностранцев. Это хуже, чем оккупация, когда есть один враг. Мы привыкли жить, как братья. Не люди виной происходящему, виной - иностранные политики. Они хотят похитить Ирак у иракцев".
Примерно так же анализировали ситуацию мусульмане и католики, шииты и сунниты.
Я поинтересовалась, что сейчас думает Северий Хава о 8-летней Ирано-Иракской войне. Он ответил: "Войну с Ираном спланировал тот же мастер, что и сейчас. Нефтеносные страны страдают от одного и того же".
Он не уточнил, кого подразумевает под "мастером войны" - дьявола или политические силы. Или же это одно и то же. Я переспросила. Архиепископ улыбнулся и выдал мне ключ от совершенно необыкновенного строения во дворе - каменной часовни в виде митры.
Еще никогда мне доводилось открывать таких замков. Сначала на помощь пришла охрана. А вскоре, видя, как мы возимся, поспешил и сам архиепископ Северий.
И вот мы в покоях - здесь его библиотека, как личная, так и диоцеза. Здесь хранятся дары. К самому главному он подвел меня со словами, что не показывал его никому.
Это оказалась икона письма XIX века с именем мастера и с именем дарителя. Делегация Сирийской церкви посещала Россию, и эта икона была торжественно преподнесена ей в дар. С тех пор она хранится в Багдаде.
Тем временем закончилась служба, прихожане стояли во дворе. Женщины - в белых и черных кружевных косынках. Многие покупали что-то в лавке. Тут же бегали принаряженные дети. Тут же сговаривались о совместных делах, обсуждали новости. Уходить не хотелось. Другого такого островка покоя в Багдаде не было. Хотя, как сказал сам архиепископ, вокруг все взрывается. И точно, где-то неподалеку раздалась очередь. Никто и головой не повел.
На прощание он долго меня благословлял крестом, которым благословляли его предшественники, наверное, веков 15. Потом пристально посмотрел на мою переводчицу в строгом исламском платке и спросил ее имя. Та ответила. Архиепископ сказал, что она очень похожа на одну иракскую журналистку, которую убили не так давно. Когда мы вышли, та заметила, что уже в третий раз духовное лицо говорит ей такую вещь, хотя внешнего сходства она лично не видит. "Вы верите в то, что глубокие люди прозревают судьбу человека? И значит ли это, что меня ждет такая же судьба", - спросила она.
Надежда КЕВОРКОВА
27 февраля 2010 г.
Всего: 990 
Новых за месяц: 1 
Добавить сайт
