Православный форум Игнатия Лапкина

Ответ: В прошлые годы, когда я издавал антологию мировой поэзии за 300 лет, начитано было на магнитные ленты, в моих руках была книга «Западная (или латинская) поэзия (или литература)». Там были прекрасные стихи армянского поэта Григория Нарекаци.

Из него я хотел взять поэму «Книга скорбных песнопений – слово к Богу, идущее из глубин сердца». Очень похожа на канон Андрея Критского. Перевод Наума Гребнёва.

Лирико-мистическая поэма впервые издана в 1673 г. в Марселе, переведённая на многие языки мира, сыграла значительную роль в развитии армянского литературного языка. В электронном виде впервые издана в 2002 году в Библиотеке «Вехи». В краевой библиотеке не обрели таковую, сделал запрос в Новосибирск – пусто; но потом через Интернет достали. Для многих этот поэт совершенно неизвестен, а он по своей силе затмевает многих тогдашних и сегодняшних.

Публикую эту поэму полностью, разбив её вопросами, чтобы легче было читать. Раньше я её издавал на магнитных плёнках. Вот его биография вкратце:

«...Григор с неутолимой жаждой изучал Божественное Писание, благодаря чему стал обиталищем Св. Духа, превзойдя даром знания многих, и можно даже сказать всех, если не дерзость так говорить. Он положил начало святости и по просьбе святых монахов написал молитвенные сочинения - 97 речей.

Кроме этого числа, мы имеем похвальные его речи, сказанные [в честь] св. Богоматери, и св. Апостолов, и св. Иакова, патриарха Низибийского, «Историю Апаранского креста», который был привезён из [страны] греков в Армению, и его похвальные речи, написанные в алфавитном порядке, а также Толкование Песни песней, которая написана сладкозвучным и ясным языком Соломона.

Что же нам сказать о его гимнах, проповедях на Господние праздники, [поминовение] святых мучеников, сладкозвучных мелодиях и тагах, напетых в разных гласах! Он заботился и пёкся о единстве св. церкви и желал вновь установить и возобновить отвергнутые по нерадению и плотоугодию предводителей правила святой [церкви].
Вследствие чего его хулили грубые и жестоковыйные люди и объявляли еретиком.

И вот собрались епископы и князья с азатами и танутэрами и послали за ним, дабы учинить над ним суд и покарать ссылкой как еретика. И к святому пришли посланные ими [люди], чтобы увести его с собой. Но он сказал им: Давайте сначала отведаем [чего-нибудь], а потом двинемся в путь. Он велел зажарить двух голубей и принёс положил на стол перед ними, [предлагая] отведать. Была пятница.

Это у пришедших ещё более усилило подозрения, и они сказали: «Вардапет, разве сегодня не пятница?» А он будто не помнил и говорит: «Братья, простите мне мой грех. Я не знал, что сегодня пост». И, обратившись к жареным голубям, [промолвил]: «Восстаньте и летите к своей стае, ибо сегодня пост». В тот же миг, как только святой произнёс эти [слова], голуби ожили, оперились и на глазах у всех улетели.

Увидев это чудо, [посланцы] поразились, пали ниц перед ним и, вознося хвалу Богу, просили об отпущении грехов. Они пошли и рассказали о случившемся чуде, и [те], умолчав о своём злом намерении, назвали его вторым Просветителем и вторым Чудотворцем.

Подобным чудотворением и правоверной мыслью, суровой жизнью и божественной проповедью сиял он в мире как солнце. Но он не прошёл [всего] своего пути в этой жизни, а скончался в молодом возрасте в 1003 г. Святое тело его положено в том же Нарекском монастыре, примыкающем к святой церкви, построенной во имя св. Сандухт. Оно творит много чудес во славу Христа и св. Григора. Поведаем об одном из них.

В последние времена Нареком владел некий курд. Курд сей дал своему крестьянину наседку и попросил вывести цыплят. Жена крестьянина подложила под наседку яйца, и та вывела цыплят. [Как-то] курица три дня с цыплятами [где-то] пропадала. И вот, спасаясь от дождя, она влезла под жёрнов, прикреплённый к стене. Происками лукавого жёрнов упал на курицу с цыплятами и раздавил их. Женщина, посадившая курицу на яйца, испугавшись гнева курда, возложила свои надежды на Бога и обратилась с молитвой к святому Григору.

Она взяла дохлую курицу с цыплятами и, прикрыв ситом, понесла и с верой положила на могилу св. Григора, а сама пошла мыкаться по своим делам, мысленно обращаясь с мольбой к Богу и св. Григору. И вдруг по прошествии часа она увидела шедшую ей навстречу с кудахтаньем ожившую курицу с цыплятами. Изумившись, все восславили Бога и оживителя цыплят св. Григора, которым да будет благословен Бог».

1.Я обращаю сбивчивую речь
К Тебе, Господь, не в суетности праздной,
А чтоб в огне отчаяния сжечь
Овладевающие мной соблазны.

Пусть дым кадильницы души моей,
Сколь я ни грешен, духом сколь не беден,
Тебе угодней будет и милей,
Чем воскуренья праздничных обеден.
Мой стон истошный, ставший песнопеньем,
Прими не с гневом, а с благоволеньем.

Из дальних келий, с тайных уголков
Достал я слово, как со дна колодца,
Пусть дым сожжения моих грехов
К Тебе, Всемилосердный, вознесётся!

Когда перед Тобой предстану я
С застывшей на губах мольбой бесплодной,
Пусть жертва добровольная моя
Тебе не будет столь же неугодной,

Как стон Иакова в краю глухом
Иль попиранье Твоего Закона
Правителем греховным Вавилона,
Как сказано в Писании Святом.

Мой дар Тебе пусть будет, Всеблагому,
Угоден. Пусть Тебя он ублажит,
Как дым кадильниц в скинии Силома,
Которую воссоздал царь Давид.

Кивот, освобождённый от плененья,
Давид поставил там на много дней.
Да будет таковым и возрожденье
Погрязнувшей в грехах души моей!

Час настаёт, и громкий судный глас
Уже гремит в ущелиях отмщенья.
Он нас зовёт и порождает в нас
Страстей противоборных столкновенье.

И сонмы сил недобрых и благих:
Любовь и гнев, проклятья и молитвы –
Блистают остриём мечей своих
И дух мой превращают в поле битвы!

И снова дух смятён мой как вначале,
Когда я благодати не обрёл,
Которую Апостол Павел счёл
Превыше Моисеевых скрижалей.

Мне ведомо, что близок день Суда,
И на Суде нас уличат во многом,
Но Божий Суд не есть ли встреча с Богом?
Где будет Суд – я поспешу туда!

Я пред Тобой, о Господи, склонюсь,
И, отречась от жизни быстротечной,
Не к вечности ль Твоей я приобщусь,
Хоть эта вечность будет мукой вечной?

Я грешен был, я преступал Закон,
Я за грехи достоин наказанья.
Страшней, чем мука варварских племён,
Поверженных Твоею гневной дланью.

Для филистимлян и едомитян
Годами Ты отмерял наказанье,
Но вечный огнь в удел мне будет дан
За все мои сомненья и деянья.

Ждёт Страшный Суд меня, но до тех пор
Удел при жизни выпал мне не лучший:
При жизни обречён я на позор
И ожиданье кары неминучей.

Нас вознести иль превратить во прах,
Низвергнуть в ад иль даровать спасенье –
Во всём Ты властен, всё в Твоих руках,
Принявший муки в наше искупленье. Григорий Нарекаци.

Гл.2. Взывал ты, повторял священный стих,
Склонялся пред Отцом своим Небесным,
Судящим по делам сынов Своих,
Не обольщаясь рвеньем их словесным.

Страдал Твой род в египетском плену,
Но ты не дал ему лишиться веры.
С кем, Моисей, сравнить тебе дерзну,
Найду ли я достойные примеры?

Я грешен, я упрям в грехе своём,
Я – варвар, недостойный Божья Слова.
Та кара, коей предан был Содом,
И по моим грехам не столь сурова.

Как Ханаан, грехом я осквернён.
Я – Амалик, меня нельзя наставить.
Как идолообитель Вавилон,
Меня разрушить легче, чем исправить.

Обломком жалким я встаю из мглы,
На мне лежит проклятье, грех Иудин.
Как древний Тир, достоин я хулы,
Я как Сидон, порочен и подсуден.

Я старца одряхлевшего слабей
От дней развратных и от жизни шумной.
Я – голубь, кроткий в глупости своей,
А не в своей смиренности разумной.

Я как яйцо, где скрыт змеинный яд.
Ехидна я, что львицей почиталась.
Я – Иерусалим, священный град,
Пред тем, как от него лишь пыль осталась.

Я – человек, чья совесть нечиста.
Шатёр пустой, не избежавший бедствий.
Я – крепость, чьи сокрушены врата,—
Наследникам ненужное наследство.

Я – дом, но он покинут и забыт.
И чтоб его избавить от проклятья
Он должен быть очищен, обновлён,
Обмазан глиной Божьей благодати.

А у меня нет для спасенья сил,
Я слаб, я сломлен тяжкими грехами,
И Справедливейший определил
При жизни место мне в зловонной яме.

Я изгнан, я отвержен, я забыт,
Смятён я духом, жалок я обличьем.
Я – тот талант, который был зарыт
Рабом лукавым, как глаголет притча.

2.
Всех душ и всякой плоти Созидатель,
Многоусердный в милости Своей,
Дай верить мне как верил Моисей,
Пророк, Твоей достойный благодати.
Дай завершить мне книгу песнопений
Достойную Твоих благословений.

В обитель, где Ты должен нас принять,
Я начал путь свой, плача и стеная,
Дай грех мне искупить и злаком стать,
Возликовать при сборе урожая.

И как грехи мои не велики,
Не дай иссякнуть слёз моих истокам,
И, как Израиль, Ты не обреки
Мой дух и сердце засухе жестокой.

Пред тем, как неба мы услышим глас,
А небо – глас земли, где сонмы нас,
Земля же – глас хлебов, и лоз, и хмеля
И все услышат голос Изрееля.

Пусть чистая молитва и елей –
Все, что Тебе святыми воздаётся,
Проникнет в суть души моей скорей,
Чем тела осквернённого коснётся.

О Господи, я – глина, Ты – Творец,
Спаси меня, Небесный мой Отец,
Чтоб на земле мне духом укрепиться,
Чтоб в час, когда вступлю я в мир иной
И небо ты разверзнешь предо мной,
Я б мог его сияньем насладиться,
Чтоб под небесным этим светом впредь,
Как воску, не растаять, не сгореть.

Дай, Боже, силу мне, изнемождённому,
Дай духом мне воспрянуть, обделённому.
Перед концом моим, возможно скорым,
Сведи меня с порочного пути,
Хоть я истерзан совести укором,
А не усилием Тебя найти.

Меня, земного, тронутого скверной,
Услышь, о Боже, со Своих высот.
Возьми залог моей мольбы усердной
И дай мне благодать Своих щедрот.

Своим небесным Светом освети
Мой слабый стон, глухое покаянье
И слово из Священного Писанья,
Что в эту книгу тщусь я привнести.

Меня, мой Благодетель совершенный,
Хоть жалости не стою, пожалей
И вместо меди звонкой, но презренной
Даруй мне злато милости Своей.

Не повергай меня в смертельный страх
И не ожесточай мой дух скорбящий,
Не обреки бесплодным быть в трудах,
Как пахари на почве неродящей.

Не дай мне лишь стенать, а слёз не лить,
В мучениях рожать и не родить,
Быть тучею, а влагой не пролиться,
Не достигать, хоть и всегда стремиться,

За помощью к бездушным приходить,
Рыдать без утешенья, без ответа,
Не дай мне у неслышащих просить,
Не дай, Господь, мне жертву приносить
И знать, что неугодна жертва эта,

И заклинать того, кто глух и нем.
Не дай во сне иль наяву однажды
Тебя на миг увидеть лишь затем,
Чтоб не утолить моей извечной жажды...

И до того, как мой услышишь зов,
Услышь мои, о Боже, покаянья
И соразмерно с тяжестью грехов
Не назначай покуда наказанья.

Щадящий, пощади, спаси, Спасающий,
Освободи меня, Освобождающий.
Не дай сойти с пути; прости, Прощающий;
От бед оборони, Обороняющий.

Недуг мой исцели, Всеисцеляющий,
И путь мой озари, Всеозаряющий.
За прегрешенья не карай, Карающий.
Прости мой долг, от долга Избавляющий,
С врагами примири, Всепримиряющий.

Когда в последний раз, в последний миг
Я подниму слабеющие вежды,
Пусть мне случится Твой увидеть лик,
Дарующий спасенье и надежды.

И мой последний вздох в последний час
Пусть мне минувшей жизни будет слаще.
Пусть Ангел Твой с меня не сводит глаз,
Ведя дорогой страшной, но манящей.

Когда умру, моей душе яви
Дух небожительный, дух бестелесный
Тех, кто дорогой веры и любви
Пришёл, о Боже, в Твой чертог небесный.

Не воздавай мне за мои грехи.
Пусть будет принят дух мой в мире лучшем.
Не дай, Спаситель, волка в пастухи
Твоей больной овце, овце заблудшей.
Погрязшему в долгах – даруй прощение,
Погибшему в грехах – пошли спасение.

Ты, жаждущим дающий утоленье,
Ужели в мире не рассеешь мглу,
Ужель меня лишишь благоволенья,
Изменишь милосердью Своему?

Ужели мне откажешь в состраданьи
Ты, Тот единый, в Ком оно живёт?
Утратишь ли, Цветок, благоуханье,
Засохнешь ли, о благодатный Плод?
Ужель животворящие деянья
Ты прекратишь, о наше Упованье?

3.
О Ты, Который кроток и велик,
Ужель пренебрежёшь извечной славой,
Ужели омрачишь, о Боже правый,
Пречистый Свой, неомрачённый Лик?
Ты ль не даруешь, о моё Спасенье,
Кровоточащим ранам исцеленье,
Свет предо мною не зажжёшь во тьме?

Я – Твой проситель, раб Твой дерзновенный –
Молю Тебя: меня Ты не покинь.
Нетленный, жизнь дарующий вселенной,
Ты славославленный, благословенный,
Ты был и есть – Твердыня всех твердынь.
Ты был и остаёшься вездесущим,
Как в прошлом, так и ныне, и в грядущем,
И за пределом вечности. Аминь!

Гл.3. О Повелитель сущего всего,
Бесценными дарами нас дарящий,
Господь, Творящий всё из ничего,
Неведомый, Всезнающий, Страшащий,

И милосердный, и неумолимый,
Неизреченный и непостижимый,
Невидимый, извечный, необъятный,
И ужасающий, и благодатный!

Непроницаем Ты, неосязаем,
И безначален Ты, и нескончаем,
Ты – то единственное, что безмерно,
Что в мире подлинно и достоверно,
Ты – то, что нам даёт благословенье,
Ты – Полдень без заката, Свет без тени,
Единственный для нас родник покоя,
Что просветляет бытие мирское.

И безграничный Ты, и вездесущий,
Неистощимый клад, пречистый дождь,
Во век неиссякающая мощь.
Ты и Хранитель наш и Наставитель,
Недуги наши знающий Целитель,

Опора всех, всевидящее Зренье,
Десница благодатного даренья,
Величьем осиянный, всем угодный,
Наш Пастырь неустанный, Царь беззлобный,

Всевидящий, и днём и ночью бдящий,
Судья, по справедливости судящий,
Взгляд негнетущий, Голос утешенья,
Ты – весть, несущая успокоенье.

Твой строгий перст, всевидящее око
Остерегают смертных от порока.
Судья того, что право, что неправо,
Не вызывающая зависть слава,

Ты – Светоч наш, величие без края,
Незримая дорога, но прямая.
Твой след невидим, видима лишь милость,
Она с небес на землю к нам спустилась.

Слова, что я изрёк Тебе во славу,
Бледнее слов, которые бы мог
Услышать Ты, о Господи, по праву,
Когда б я не был речью столь убог.

Господь всеведущий, благословенный, восхваленный,
Восславленный всем сущим во вселенной,
Всё то, что совершить нам суждено,
Твоею волею предрешено.

О Господи, дорогу очищенья
Ты мне в моих сомненьях указуй
И, приведя меня к вратам спасенья,
Ты удовлетворись и возликуй.
Цель песнопенья Твоего раба –
Не славословье и не восхваленье,
Мои слова ничтожные – мольба,
Которой жажду обрести спасенье.

Собранье песен сих, где каждый стих
Наполнен скорбью чёрною до края,
Сложил я – ведатель страстей людских –
Поскольку сам в себе их порицаю.
Писал , чтобы слова дойти могли
До христиан во всех краях земли.

Писал для тех, кто в жизнь едва вступает,
Как и для тех, кто пожил и созрел,
Для тех, кто путь земной свой завершает
И преступает роковой предел.

Для праведных писал я и для грешных,
Для утешающих и безутешных,
Для судящих и для осуждённых,
Для кающихся и грехом пленённых,

Для добродетелей и злодеев,
Для девственников и прелюбодеев,
Для всех: для родовитых и ничтожных,
Рабов забитых и князей вельможных,

Писал равно я для мужей и жён,
Тех, кто унижен, тех, кто вознесён,
Для повелителей и угнетённых,
Для оскорбителей и оскорблённых,

Для тех, кто утешал и кто утешен,
Писал равно для конных и для пеших,
Писал равно для малых и великих,
Для горожан и горцев полудиких,

И для того, кто высший властелин,
Которому Судья лишь Бог один;
Для суетных людей и для благих,
Для иноков, отшельников святых.
И строки, полные моим страданьем
Пусть станут для кого-то назиданьем.

Пусть кающийся в горьком прегрешенье
Найдёт в моих писаньях утешенье.
Пусть обратит мой труд, моё усердье
Себе во благо человек любой.
И стих мой, став молитвой и мольбой,
Да вымолит Господне милосердье.

Всем тем, кто вникнет в сущность скорбных слов,
Всем, кто постигнет суть сего творенья,
Дай, Боже, искупление грехов,
Освободи от пагубных оков
Сомнения, а значит преступленья.

4.
Желанное даруй им отпущение,
Пусть слёзы их обильные текут,
И голосом моим они моление
Тебе угодное да вознесут.
К Тебе да вознесётся их мольба
И за меня, за Твоего раба.

Пусть, Боже, на рабов Твоих покорных,
На всех раскаявшихся, кто прочтёт
С участьем книгу этих песен скорбных,
Твой свет и благодать да снизойдёт!

И если всех Ты примешь, кто со мной
Произнесёт слова мольбы усердной,
Врата Своей обители святой
Открой и мне, О Боже милосердный.

И если слёзная моя мольба
Прольётся словно дождь, грехи смывая,
То и меня, ничтожного раба,
Омоет пусть его вода живая.

И если Ты спасёшь, о Боже, всех,
Согласных с мыслью, мною изреченной,
Ты и меня, простив мой тяжкий грех,
Спаси, о Господи благословенный.

И если песнь моя в душе иной
Родит тебе угодные понятья,
Ты и меня, Отец небесный мой,
Не обдели Своею благодатью.

И если те, кто мой постигнув стих,
К Тебе дрожащие возденут руки,
Пусть боль стенаний горестных моих
Сольётся с их мольбой в едином звуке.

И если сказанное в книге сей
Услышаны Тобою покаянья,
То в многощедрой милости Своей
Будь милосерден и к пришедшим ране.

И если поколеблется, скорбя,
В священной вере некто, духом падший,
Пусть он, воспрянув, в книге сей отыщет
Опору, уповая на Тебя.

Коль маловер однажды усомнится,
Что храм его надежд не устоит,
Пусть этот шаткий храм Твоя десница
Строками книги скорбной укрепит.

Когда недугом мучимый жестоко
Почти утратит кто-то с жизнью связь,
Пусть обретёт он силу в этих строках
И возродится вновь, Тебе молясь.

И если смертный страх или сомненье
Вдруг овладеют кем-то из людей,
Пусть в книге он найдёт успокоенье,
Найдёт покой по благости Твоей.

И если груз грехов неискуплённых
Потянет в пропасть грешника, пусть он
Всей сутью слов, Тобою мне внушённых,
Спасён навечно будет и прощён.

И если где-то грешник есть, который
Не минет сатанинской западни, –
Дозволь, чтоб труд мой был ему опорой
И Сам безумца светом осени.

И если кто-то в гибельной гордыне
Слова святых молитв забыть готов, –
Дозволь, чтоб я вернул его к святыне
Могуществом Тобой внушенных слов.

И тех, кто в сатанинском ослепленье
Уверуют в презренную тщету,
Мне книгой скорбных этих песнопений
Дозволь вернуть к Причастью и Кресту.

И ураган неверия, взметенный,
Как над водой, над душами людей,
Смири моею песней, вдохновенной
Божественною милостью Твоей.

Сей труд, что начинал я с упованьем
И с Именем Твоим, Ты заверши,
Чтоб песнопенье стало врачеваньем,
Целящим раны тела и души.

И если труд мой скромный завершится
С Твоим благословением святым, –
Пусть Дух Господень в нём соединится
Со скудным вдохновением моим.

Дарованное Богом озаренье,
Мой разум просвещённый не покинь,
Но вновь и вновь приемли восхваленья
От Твоего служителя. Аминь!

5.
Гл.9. И наступает срок сказать мне честно
О прегрешеньях дней моих и лет,
Но в час, когда пора держать ответ,
Моя душа робка и бессловесна.
И если я припомню всё, что было,
И воды моря превращу в чернила,

И как пергаменты я расстелю
Все склоны гор пологие и дали
И тростники на перья изрублю,
То и тогда при помощи письма
Я перечислю, Господи, едва ли
Мои грехи, которых тьма и тьма.

И если кедр ливанский в три обхвата
Свалю я, сделав рычагом весов,—
На чаше их и тяжесть Арарата
Не перетянет всех моих грехов.

Я – древо, на котором веток много,
Но зрелых я плодов не оброню.
Как та смоковница, по воле Бога
Бесплоден я, засохший на корню.
Смоковница, украшенная кроной,
Манит шумящею листвой зелёной
Усталых путников издалека.
Но подойдет к ней путник изнуренный,
И ни плода не сыщет, ни цветка.

Она – предмет презрения и брани,
Оставленная как напоминанье,
Как некий тусклый образ душ людских,
Запятнанных греховностью и ложью,
Подвергнутых навек проклятью Божью,
Погрязших в омуте грехов мирских.

Бывает, потом политые пашни,
Зерно приемля, хлеба не родят
И пахарь, труд оплакавший вчерашний,
Уходит прочь, куда глаза глядят.

Душа, храня пристойности обличье,
Ты, как смоковница, листвой шуршишь.
Но как смоковница в старинной притче,
Бесплодия и ты не избежишь.

Душа моя как выгребная яма.
Ты вобрала, чтоб погубить меня,
Грехи всех смертных – со времен Адама
Свершенные до нынешнего дня.
Ты копишь то, что Богу не угодно,
И потому презренна и бесплодна.

Я сам отяготил себя грехами,
Я над собой самим свершаю суд.
Я буду побивать себя словами,
Как из пращи камнями зверя бьют.

Я в мире жил и нагрешил премного,
И ныне я вступаю в смертный бой –
Как некий враг с врагом во имя Бога
Я насмерть буду биться сам с собой.

В сокрытых мной пороках и желаньях
И помыслах, в которых был лукав,
Винюсь, как в совершенных злодеяньях,
Перед Тобою на колени пав.

Молясь Тебе, живу единой верой,
Что Ты, Который милосердней всех,
Свою отмеришь милость той же мерой,
Которой мерю я свой тяжкий грех.

И мне Ты не откажешь в подаяньи
И чем неизлечимей мой недуг,
Тем большее искусство врачеванья
Ты явишь мне,— и я воспряну вдруг.

Чем больший долг простишь Ты мне с любовью,
Чем милосердней будешь и щедрей –
Тем истовей польётся славословье
Моё, как в притче праведной Твоей.
О Господи, в Тебе одном спасенье:
Даёшь Ты справедливость нам в даренье.

Лишь от Твоей десницы обновленье,
И силы нам от Твоего перста,
От милосердия нам искупленье,
От Лика – вся земная красота,

От Твоего чела – нам озаренье,
От Твоего дыханья – вдохновенье,
От Твоего участья – доброта,
От Твоего елея – умиленье,

От знаменья – благое разуменье,
Что наши скорбь и радость – всё тщета.
Лишь Ты даруешь освобожденье
От страха, от преступного сомненья,
Ты вкладываешь слово нам в уста.

Достоин Ты земного восхваленья,
Лишь Ты один – вселенной Красота.
Всё в мире сущее, все поколенья
Возносят к небесам Тебе моленья.
Молитва наша свята и чиста. Аминь!

6.

Гл.21. С тех пор как гибели себя обрек,
Уже я не восстал как человек,
Вновь не обрёл в себе я человека,
Как сказано в Писании Святом.
Сойдя с пути, что праведен от века,
На этот путь я не вступил потом.

Хоть рассказал я в предыдущих главах
Про все грехи мои, но, стыд поправ,
Напомню вновь я о делах неправых,
О злодеяньях, о путях лукавых,
Не изменяя слогу прежних глав.

О Господи, я – грешник, я – злодей,
Я заслужил Твой лютый гнев и кару.
Ничтожностью, греховностью своей
Себя я уподобил Велиару.
Своею нерадивостью и ленью
Я сам себя подвергнул осужденью,

Обрёк себя на горе и позор.
И демоны мои возликовали,
В бесовском хороводе заплясали,
И пляшут и ликуют до сих пор.

Удары тайные я принял, Боже,
Предуготованные мне судьбой.
Я не отверг отвергнутых Тобой,
Наоборот, их силы преумножил.
Бесовской я и сам грешил игрой,
И сам плясал я с бесами порой.
Они же имя Божье поносили.

Но я греха не отвергал в бессилии,
Себе не говорил я – не греши!
Я грех творил, и черви подточили
Поникнувший цветок моей души.

Я погубителей моих незримых
Не вскармливал, но не уничтожал.
Я сам невольно силы умножал
Гонителей моих непримиримых.

Я разрушителям, исчадью ада
Был преданнее, нежели Творцу.
Не сладость я вкушал, а горечь ада,
И вот приходят дни мои к концу.

Я устрашён греховностью моей
О, горе мне, позор и поруганье!
Как перед взором праведных людей
Предстать мне после моего признанья?
Всех лучше знаю, сколь мой грех велик,
Мне горло сжал отчаяния крик.

Когда способность мне была б дана
То видеть, что никто узреть не может,
Узрел бы я: душа моя черна,
Как идолопоклонник в храме Божьем,
Понеже грехородной силы страсть
И идолов богопротивных власть,
Сказать воистину – одно и то же.
В кромешной тьме, у жизни на краю,
По гибельной тропе иду я ныне,
Мой дух бессмертный – благодать Твою –
Я превратил в бесплодные пустыни.

Могу ли человеком я считаться,
Когда причислен я к творящим зло,
И существом разумным называться,
Когда в меня безумие вошло?

Хоть я и зрячий, но слепого хуже.
Внутри себя свет погасив, теперь
Я не могу прослыть учёным мужем:
К познанью сам себе закрыл я дверь.

Слыть многомудрым, свыше просветлённым
Я, погубивший душу, не могу
И просто существом одушевлённым
Себя назвавши,— я и то солгу.

Среди кувшинов я – кувшин негодный,
В гранитной кладке – камень инородный,
Я в сонме избранных – избранник ложный,
Я в сонме призванных – глупец ничтожный.
И, устрашенный смертью, ибо грешен,
Покинут всеми я, а кем утешен?

Пророк Иеремия говорил,
Что Иерусалим падёт в бессилье,
Так и меня страданья истощили,
Погиб я, потеряв остаток сил...
Как дерева червями, ткани молью,
Изъеден я своей сердечной болью.

Я истощился, словно паутина,
Моя греховность этому причина.
Я прекращаю век свой, исчезая,
Как утренний туман, роса ночная.
Я на людей надеялся неосторожно,
А вера только в Господа возможна.

И ныне, о содеянном скорбя,
Я, проклятый и очернённый скверной,
Надеюсь, Боже, только на Тебя,
Исполненного милости безмерной.

И на кресте Ты никого не клял,
Терпя страданья, не ожесточился,
Когда к Отцу Небесному взывал
И за Своих мучителей молился.

Подай мне весть, чтоб мой услышал слух,
Даруй надежду в жизни быстротечной
И в час, когда Тебе свой жалкий дух
Я возвращу, Даруй мне Дух Свой вечный.

Гл.23. Непостижимый взору и уму
Ты, без Кого ни слова нет, ни дела,
Определяющий предел всему
И только Сам не знающий предела;

Нам без Тебя ни света нет, ни тьмы,
Ты слышишь наши стоны, зришь несчастья,
Невидим Ты, но все, что видим мы,
Померкло бы без Твоего участья.

Ты недоступен для рабов Своих,
Но близок в вышине Своей нездешней,
Целитель жесточайших ран людских
И утешитель боли неутешной!

Узри, о Боже, взор мой безутешный
И сердце, что раскрыл я пред Тобой,
На путь наставь мой разум многогрешный,
Но будь Целителем, а не Судьёй.

7.
Неверью и сомненьям нет предела,
И чтоб греха избегнуть, дай мне сил:
Мой дух еще не отрешен от тела,
И страшен грех, что тело осквернил.

Скорблю, что дух и разум не едины,
Что на добро надежды нет в сердцах.
Скорблю, что создан человек из глины,
Замешанной на низменных страстях.

Скорблю, что нас, людей, наш ум усердный
Не сделал совершеннее скотов,
И грязью мы отмечены, и скверной,
И памятью содеянных грехов.

Что каждый совершил и что утратил
Мутит молитву нашу, застит взгляд,
И мы, сжимая плуга рукояти,
Дрожа от страха, все глядим назад.

Мы, смертные, пленяемся ничтожным,
И не умеем мы глядеть вперёд,
И в поединке истинного с ложным
Неистинное верх берёт.

И боль утрат идёт вослед за нами,
И всюду тьма и пелена у глаз,
И приговор возмездья пишет память
В суде сознанья каждого из нас.

О горе, если Бог наш отвернётся
И поразит нас гром его речей
И вечное величие столкнётся
С мгновенною ничтожностью людей.

Растратил я, гонясь за наслажденьем,
Свой драгоценный дар, пропал мой труд.
Пусть Божьей справедливости каменья
Меня, греховного, нещадно бьют.

Я путь прошёл, но свет моих трудов
В потемках неусердья был не ярок.
Я не оставил по себе следов,
И свет погас, и догорел огарок.

Мой слабый ум немногое постиг
Я потерял возможность постиженья,
И онемел греховный мой язык
Без права отвечать на обвиненья.

Чадит лампада тусклая моя,
Мое напоминая нераденье,
И стёрто имя в книге бытия,
И вписаны укор и осужденье.

Я вижу воина – и смерти жду,
Церковника я вижу – жду проклятья,
Идёт мудрец – предчувствую беду,
Идёт гонец – могу лишь горя ждать я.
Кто сердцем чист, порог мой обойдёт.
Благочестивый горько упрекнёт,
Навстречу мне не сделает и шага.

Водой испытан буду – захлебнусь;
От испытанья зельем не очнусь;
Услышу тихий шорох – устрашусь;
Протянут руку – в страхе отшатнусь,
Учую зло во всем, сулящем благо!
На пир я буду призван – онемею,
Ниц упаду, слезами обольюсь,
Как будто говорить я не умею.

Мне стрелы изнутри пронзили грудь.
Слились в большую рану все сомненья,
Терплю я муку, не могу вздохнуть,
Ни днесь, ни впредь не жду отдохновенья.

Услышь, о Боже, вопль души моей,
Последний стон мой, ставший песнопеньем,
Стон, слившийся со стонами людей,
Тебя молящих о своём спасенье.

Нас, жалких обитателей земли,
Ты Сам из праха сотворил земного!
Что делать нам, наставь и повели!
Услышь моё беспомощное слово!

Ты, сущий в каждой твари, что живёт,
Превозносимый всякой тварью сущей,
Покой душевный от Своих щедрот
Даруй нам в жизни сей быстротекущей!

Гл.26. И я один из тех, чья жизнь сурова,
Чьи слёзы льются, как весной поток,
И кто стенанья превращает в слово -
В песнь с однозвучным окончаньем строк.

И стих, певучий от таких созвучий,
Щемит сердца, когда звучит в тиши.
Единозвучье раскрывает лучше
Невидимую миру боль души.

Я жил на свете горестно и сиро
И, как гласят Писания слова,
Душа, что не вполне мертва для мира,
Для Бога не вполне еще жива.

Не знаю - эта песня хороша ль,
Но строки ныне с самого начала
Я рифмовал, чтобы моя печаль
Ещё сильней и горестней звучала.

Сокровищ царских жалкий расхититель,
Я наказанью предан с давних лет,
И призовёт меня казнохранитель,
Чтоб, казнокрад, я дал ему ответ.

Томлюсь в темнице без воды и пищи,
Томлюсь, мои печали велики,
Мой долг - пятьсот талантов, но я, нищий,
Давно растратил и золотники.

И чтобы сердцу в песне изливаться,
Я здесь избрал особый лад строки,
Чтоб каждый стих вершился звуком «и»,
Что означает также цифру «двадцать».

Бушует нищета, как пламень горна,
В закладе сердце и душа моя,
За всю вину моих деяний чёрных
Сурово спросит грозный Судия.

И подступает страх, меня пронзая
Своим мечом безжалостным, когда
Задумываюсь я и понимаю
Неотвратимость Страшного Суда.

8.
Я, суетный, подверженный сомненьям,
Уже сегодня слышу Божий глас
И мучусь, будто в огненной геенне
Мой дух и плоть горят уже сейчас.

Всё, чем владел, растратил я и прожил,
А что копил я столько лет подряд,
Презренно, и в сокровищницу Божью,
Что я стяжал, того не поместят.

Плоть нечиста моя и взгляд мутится,
Но, взор молящий устремивши ввысь,
Прошу Тебя, Небесная Царица:
Ты за меня пред Господом вступись!

Моим грехам да будет отпущенье,
Пусть мне вина простится, умоли,
И пусть вовек дымятся воскуренья,
К Тебе от нас летящие с земли.

Что, кроме щедрых слёз и жалких строк,
В дар Милостивцу принести я мог?
Как мне содеянное мной измерить?
Я быстрой мысли торопил крыла,
Но мысль моя размер моей потери
Всё ж охватить собою не могла.

Нет края, нет конца перечисленью
Грехов, в которых я повинен сам.
Я чашу малодушья и сомненья,
Как чашу смерти, подношу к губам.
Боль нестерпимая во мне таится,
Рождаясь, я не в силах разродиться,

И стрелы в сердце мне вонзают яд.
Жар лихорадки почки мне сжигает,
Мои мученья печень разрывают,
И жёлчь, скопившись, к горлу подступает,

Мою гортань стенания теснят.
Все члены тела, хоть они едины,
Друг с другом, словно смертные враги,
Меня губя, вступают в поединок,
О Пресвятая Дева, помоги!

О Матерь Божья, я Твой раб презренный,
Я грешник, чьи сомненья велики,
И всё же я молю Тебя смиренно:
Из тьмы грехов меня Ты извлеки.

Гл.30. О Милосердный, ниспошли мне сил,
О Всеблагой, пусть будет мне примером
Заблудший раб, что многажды грешил,
И всё ж ступил на путь добра и веры.

Пусть лишь в преддверье рокового дня,
Пред самой смертью встал на путь он правый –
Творивший зло, он праведней меня,
В ком дремлет соучастник – дух лукавый.

Тот дух могуч, а сам я духом слаб,
Мой икуситель у меня под боком.
Двойник мой, он – не Твой смиренный раб,
А потакатель всем мои порокам.

Ведя меня дорогой суеты,
Со мною искуситель неразлучен,
Мой враг – исток моих сомнений жгучих,
А сколь их много – знаешь только Ты!

Но кто грешит, тот кается потом,
И платим мы за радости страданьем.
И я склоняюсь пред Тобой челом,
Согбенный прегрешеньями в былом
И просветлённый поздним покаяньем.

Я повтореньем истины грешу,
И оттого моя не легче участь,—
Но я не Царства Божьего прошу,
Мне б жизнь влачить, немного меньше мучась.

Не пребывать мне в райской тишине,
Причисленному к сонму вознесённых:
Среди безгрешных душ не место мне,—
Мне место средь живых, но сокрушённых.

Я улыбаюсь, будто свету рад,
Но про себя свою стезю кляну я,
Лицо мое спокойно, только взгляд
Горит, смятенье духа доказуя.

Со сладкою и горькою едою –
Перед собой я держу два блюда,
Держу перед собою два сосуда:
Один с отравой, с миррою другой.

Две печи есть: одна красна от жара,
Пока другая стынет без огня.
Две длани надо мною: для удара
И для того, чтоб отстранить меня.

На небесах два облака застыло:
Одно несёт нам огнь, другое – град.
Тому, что будет, и тому, что было,
Две укоризны с уст моих летят.

Две жалобы летят незаглушимых –
В одной мольба, в другой укора знак.
И в сердце слабый свет надежды мнимой
И горькой скорби безнадежный мрак.

Два ливня хлещут: ливень стрел свистящий
И камнепад, грозящий всей земле.
Восходит солнце – жжёт нас зной палящий,
Заходит солнце – нам темно во мгле.

Карающую занесешь десницу –
Я возмолюсь: «Казни меня скорей!»
Рука дарующая мне примнится –
Приблизиться я не посмею к ней.

Речь о грехе зайдёт – приду в смятенье,
О святости – пойму свою вину.
Открыто мне дадут благословенье –
Украдкою себя я прокляну,

В ней заподозрю ложность и тщету.
Подвергнусь я хуле немилосердной –
Я слишком малою её сочту.

Пусть осмеют, пусть предадут позору –
Сочту возмездье правым и смирюсь.
Мне пожелают люди смерти скорой –
Чтоб их слова сбылись, я помолюсь!

9.
Когда б небесный гром меня сразил,
Я принял бы его как избавленье.
Я книгу прав своих давно закрыл –
Ни оправданья нет мне, ни спасенья!

В тот лучший мир я поспешил бы сам,
Когда бы не страшился наказанья.
Беда идущему по двум стезям,
Как говорит Священное Писанье.

Ужели Ты не слышишь, Всеблагой,
Рыданий и мольбы моей усердной?
Ужели Ты не видишь, Милосердный:
Я, пленник зла, стою перед Тобой?

Я жду, в своём погрязшем заблужденьи,
Твоё добро на зло моё в ответ.
Я, обречённый, жду благословенья,
Слепой, я жажду Твой увидеть свет.