Православный форум Игнатия Лапкина

И похвала обязательно не в сторону любви, но в сторону нерушимости молчальнических и других античеловеческих придумок. Человеческие вымыслы заняли место Божьего откровения. О Христе и Боге, о Библии во всех этих житиях нет ни слова, как в докладах сегодняшних архиереев. Это же всё один к одному с тех житий.

Борются со страстями! А ему нужно жить в семье, работать и плодить ребятишек. Но он был уже обманут монахами, что только вот так, разжигаясь десятилетиями беспрестанно, ты будешь в раю. Лживые правила. Антихристианские и тяжёлые бремена, которые являются вызовом Богу. Презирающие заповеди Божии, данные Духом Святым - и это всё с благими намерениями возложили на этого здорового мужика. И потом охают и дают ему совет не спать и истощать себя.

А толку никакого – ему не хватает законной супруги и нормальной жизни, какую назначил людям Бог, когда изгнал человека из рая. Монахи же придумали возвратиться в рай, изгнав оттуда Еву, как виновницу тризны; и с поврежденной натурой начать всё сначала. А рядом точно также страдает красота женская и бьётся о камни.
И эта монашеская жизнь есть высочайшей пробы доказательство, что монастыри ни на шаг не приблизились к выполнению своей задачи, которую они измыслили. Грешник, он и там остался таким же. И они вожделели женщину видеть. Спать с ними и рожать детей и воспитывать. Монахи же с ножницами и ножами караулили, как разбойники, и насиловали , постригали-обрезали, кастрировали внешне, а в душу к этим постриженникам они не имели доступа и потому стонали все: дайте мне женщину!

Мф.19:12 – «ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит».

А рядом в монастыре женском, всего-то через реку, тысячи молодых и здоровых девушек изнывали, видели во сне своих рыцарей, как они их выкрадывают из монастырей. Это они бились в истерике, болели, кликушествовали. А старые монахини им давали точно такой же невыполнимый совет, как и в мужском монастыре. Божьего рецепта и лекарства никто не хотел и видеть - они приготовили свою микстуру – бдение, голод, холод, спанье на камнях и в золе. Лживые человеческие мысли, противные Божьему замыслу о нашем спасении.

Но внешне монастырское безбрачие так привлекательно выглядит, вроде бы они ангелы; только почему-то небесные Ангелы всегда в белом и светлом являются. А тут всегда и все до одного в чёрном одеянии.
Прообраз противления Богу?

Моисей Мурин – 28 авг. «Сей грешник умилился сердцем, раскаялся в своих злодеяниях, оставил разбой и своих товарищей, пошёл в пустынный монастырь и предал себя в повиновение и послушание игумену и братиям, более же всего Самому Богу; Моисей пролил много слёз и днем и ночью, каясь о содеянных ранее грехах своих; все поручаемые ему работы и послушания он исполнял неленостно, и был славным иноком.
…И не только эти четыре, но и другие разбойники, услышав о своём вожде Моисее, – что он покаялся и стал иноком, – также оставили разбой и все греховные дела и стали добродетельными иноками.

Итак, Моисей пребывал в трудах покаяния. Первоначально его обуревали греховными помышлениями бесы блудодеяния, разжигая похоть его и увлекая его к прежней блудодейственной жизни, как он сам потом рассказывал братиям, говоря так: «Я претерпел столь великие неприятности, борясь с вожделениями плотскими, что едва не нарушил обета иноческого». … Раб Божий Моисей, отправившись в келлию свою, затворился в ней и пробыл в повседневном пощении, вкушая очень немного хлеба вечером после захода солнца; весьма много Моисей трудился в рукоделании, пятьдесят раз в течении дня вставал на молитву, совершая её с коленопреклонением.

Однако несмотря на то, что Моисей томил тело свое трудами и пощением, плотское вожделение, влекущее ко греху, не исчезало в нём…. Моисей, будучи укреплен таким видением и словами старца, возвратился в келлию свою и снова начал упражняться в обычном пощении и трудах молитвенных.
Однако и после этого брань не оставляла его; напротив, Моисей начал страдать еще более от врага, будучи разжигаем мечтаниями сонными. Посему, встав, он пошел к иному святому старцу, весьма опытному, и сказал ему: «Что делать мне, авва? Сонные видения помрачают ум мой, разжигая мою плоть, услаждая страсть и возбуждая меня к первоначальному греховному образу жизни, смущая меня привидениями?»

Старец отвечал ему: «Ты потому страдаешь, перенося то мерзкое наваждение, что не соблюдаешь ума своего от сладострастных мечтаний. Сделай же так, как я говорю тебе: посвяти себя бдению, мало-помалу привыкни к нему и молись с бодростью; тогда ты освободишься от той брани». Моисей принял такой добрый совет от опытного святого наставника, возвратился в келлию и начал обучаться всенощному бдению (т.е. бодрствованию молитвенному в течение всей ночи); он стоял посреди келлии всю ночь и не преклонял колен в молитве, дабы не предаться сну, но стоял прямо, не смыкая очей своих.

Святой пробыл в таком подвиге шесть лет; но и таким способом он не мог избавиться от плотского вожделения, воюющего на дух... о нём узнал и князь (правитель) страны той; сей последний отправился в скит, желая видеть авву Моисея. Старец был извещён о том, что князь намеревался придти к нему, дабы видеть его (Моисея); но Моисей, выйдя из келлии, замыслил убежать в болото и тростник.

…Случайно некоторые странствующие братья пришли к Моисею из Египта; старец приготовил для них немного варёной пищи; но когда его соседи увидали дым, то сказали клирикам: «Моисей нарушил повеление и варит себе пищу». Но клирики сказали: «Обличим его тогда, когда он придет в собрание» (ибо все знали о постнических подвигах Моисея). Когда наступила суббота, Моисей пришел в храм к пению соборному; и сказали ему в присутствии всех клириков: «Отче Моисей! Ты нарушил заповедь человеческую, но исполнил заповедь Божию».

…Некоторый брат пришёл издалека в скит для того, чтобы видеть преподобного Арсения; будучи приведен к Арсению, брат тот видел его, но не сподобился слышать слов его; ибо старец (Арсений) сидел молча, глядя на землю. После того странствующий инок начал упрашивать брата привести его к Моисею, бывшему разбойником до пострижения в иночество. Брат согласился исполнить его просьбу и повел его к преподобному Моисею.

Когда они пришли к Моисею, то сей последний принял их с радостью, предложил им отдохнуть и подкрепиться пищею и, оказав им большую любовь, отпустил их от себя.
Дорогою скитский брат сказал пришельцу: «Вот ты видал и отца Арсения, и отца Моисея. Кто из них лучше, по твоему мнению?» Брат отвечал на это: «Лучший из них тот, кто принял нас с любовью». Один инок, узнав об этом, стал молиться к Богу, говоря так: «Господи! Скажи мне, кто из них более совершен и заслуживает большей благодати Твоей: тот ли кто скрывается от людей ради Тебя, или тот, кто принимает всех, также ради Тебя?» Этот инок в ответ на молитву свою имел следующее видение: ему представились два корабля, плывшие по какой-то очень большой реке; в одном корабле находился преподобный Арсений, и Дух Божий управлял кораблем его, соблюдая его в великой тишине; в другом был преподобный Моисей; кораблем же его управляли ангелы Божии, влагавшие мёд в уста Моисея».

Евпраксия – 25 июля. «Когда отроковице Евпраксии было пять лет, царь, посоветовавшись с матерью её, обручил ребенка с одним из сенаторских сыновей, благородным юношей, который обещался ждать, пока подрастет отроковица…

Был там близ города один девический монастырь Тавеннский со ста тридцатью монахинями, о богоугодных делах которых много хорошего рассказывали в народе: ни одна из них не пила вина. не вкушала масла, винограда и каких-либо плодов. Некоторые из них, которые поступили в монастырь с детства, никогда и не видели последних. Пища их была хлеб с водой, сочиво и зелень, и то без масла. Они ели один раз в день, вечером; некоторые же – через день, а иные через два дня принимали немного пищи. Они никогда не отдыхали и не мылись.

О бане нечего и говорить: они и слышать не могли об обнажении тела, и самое слово «баня» употреблялось у них в упрёк, в стыд и насмешку. Каждой постелью служило волосяное рубище на земле, трех локтей в длину и один локоть в ширину: на этом они спали и то немного. Одеждой их были власяницы, длинные до земли, покрывавшие их ноги. И каждая трудилась по силе, при болезни не принимали никакого лекарства, но с благодарностью переносили болезнь, как бы принимая великое благословение от Бога, и от Него одного ожидая помощи. Никто из них не выходил за монастырские стены и не разговаривал с приходившими, а все переговоры велись через одну привратницу: всё усердие их было направлено на собеседование с Богом в молитве и на угождение Ему.

Однажды, когда Евпраксия пришла, как обыкновенно, в этот монастырь, то игуменья, словно по внушению от Духа Божия, сказала маленькой девочке Евпраксии: «Госпожа моя Евпраксия, любишь ли ты этот монастырь и этих сестер?»
«Да, госпожа, – отвечала та, – я люблю вас».
«Если ты любишь нас, – продолжала игуменья, – то останься с нами в иноческом образе».

Девочка отвечала: «В самом деле, если не будет огорчена моя мать, я не уйду отсюда». Тогда игуменья спросила её: «Скажи мне правду, кого ты больше любишь: нас или своего обрученного?» «Я его не знаю, – отвечала девочка, – а вас знаю и люблю. Скажите же и вы мне, кого вы больше любите: меня или Того, как вы называете, Обручника?» Игуменья отвечала: «Мы любим тебя и Христа нашего».

Девочка на то призналась: «И я люблю вас и Христа вашего».
А мать её Евпраксия сидела, слушала благоразумные речи своей дочери, и обильные слёзы текли из глаз её. Слушала и игуменья с умилением слова маленькой девочки и удивлялась, как она, еще ребенок – ей не было еще полных семи лет – так умно отвечала. Наконец, мать, которой жалко стало дочери, сказала ей: «Пойдем, дитя моё, домой, уж вечер». Но девочка отвечала на это: «Я останусь здесь с госпожой игуменьей».

На это игуменья заметила ей: «Ступай с матерью домой, тебе нельзя здесь остаться: здесь может жить только такая девушка, которая посвятила себя Христу». «А где Христос?» – спросила девочка. Игуменья обрадовалась и показала ей пальцем на образ Христа. Девочка побежала, поцеловала икону Спасителя и, обратившись к игуменье, сказала: «Воистину и я обещаюсь Христу и не уйду отсюда с матерью, но останусь с вами. «Дитя, – возразила игуменья, - тебе не на чем спать, тебе нельзя остаться здесь». «На чем вы спите, – отвечала девочка, – на том и я буду».

Уже вечер склонялся к ночи, а мать с игуменьей всё уговаривали всячески девочку уйти из монастыря и пойти домой, но ничего не могли сделать, так как она вовсе не хотела уходить оттуда. Наконец, игуменья сказала ей: «Дитя, если ты хочешь здесь жить, то ведь надо будет учиться грамоте, псалтири и – поститься до вечера, как и другие сёстры».

«И поститься буду, - согласилась девочка, - и учиться всему буду, только оставьте меня здесь».
Тогда игуменья сказала матери: «Госпожа моя, оставь её здесь: вижу, что воссияла в ней благодать Божия, что праведные дела отца её и твоя чистая жизнь, и обоих вас родительские молитвы и благословение ведут её в жизнь вечную».

Тогда стала благородная Евпраксия, подвела к иконе Спасителя свою дочь, подняла руки вверх и сказала со слезами: «Господи Иисусе Христе, Ты позаботься об этом ребёнке: Тебя желала она, Тебе отдала себя!»

Потом обратилась к девочке: «Евпраксия, дочь моя! Бог, утвердивший неподвижно горы, да утвердит тебя в страхе Своем». С этими словами, отдала она девочку в руки игуменьи, а сама плакала и била себя в грудь, и все монахини плакали с ней вместе. Итак она вышла из монастыря, отдав дочь свою Богу. На утро рано пришла она опять в монастырь.
Игуменья взяла девочку Евпраксию, привела ее в церковь и, совершив молитву, облекла ее в ангельский иноческий образ при матери ее. Мать, увидев ее в ангельском чине, воздела руки к небу и так начала молиться о ней Богу: «Царь вечный, начавший в ней благое дело, Ты и доверши его, – дай ей исполнять волю Твою святую; пусть получит милость у Тебя, Творца, эта сирота, отдавшаяся Тебе с детства».

Потом она спросила дочь: «Дитя моё, нравится ли тебе эта иноческая одежда». «Да, я люблю её, – отвечала девочка, – потому что я слышала от госпожи игумении и от других монахинь, что эту одежду даёт Христос в залог обручения любящим Его».
Мать сказала на это: «Христос, Которому ты обручена, дитя, Он да удостоит тебя Своего чертога». С этими словами она поцеловала свою дочь, потом, простившись с игуменьей и всеми сестрами, вышла из монастыря».

Слышно было о ней, что она ни рыбы не ест, ни вина не пьет, постится каждый день до вечера, и поздно вечером принимает очень немного постной пищи, кутьи или овощей; всех удивляло такое воздержание ее при громадных средствах. Спустя несколько лет игуменья названного выше монастыря пригласила к себе добродетельную вдову Евпраксию и сказала ей тайно: «Госпожа моя, я тебе хочу сообщить важное дело, но не пугайся».

«Говори, госпожа моя, что ты хочешь», – отвечала она. Игуменья сказала следующее: «Если ты хочешь распорядиться относительно своей дочери, то делай это поскорее. Я видела в сновидении твоего мужа Антигона, в великой славе стоящего перед Владыкой Христом и молящего Его, чтоб Он велел тебе оставить тело своё и пребывать с ним вместе, наслаждаясь такою же славой, какой он сподобился за свою добродетельную жизнь.
Услышав это, благочестивая женщина не только не смутилась, но даже очень обрадовалась: она желала расстаться с телом и отойти ко Христу. Она тотчас позвала свою дочь, которой было уже около двенадцати лет, и сказала ей: «Дитя моё, Евпраксия! вот меня уже зовёт Христос, как сообщила мне мать игуменья, и близок день моей кончины; поэтому всё имущество твоего отца и моё я отдаю в твои руки, распорядись им честно, чтоб унаследовать тебе Царство Небесное».

Девица Евпраксия заплакала и сказала: «Горе мне! осталась я одна сиротой!» «Дитя, – сказала ей мать, – у тебя есть отец Христос, Которому ты обручилась; ты не остаешься одинокой сиротой: вместо матери у тебя будет госпожа игуменья, только старайся исполнить то, что обещала Христу.
Бойся Бога, уважай сестёр, повинуясь и со смирением; никогда не думай в душе о том, что ты царского рода, и не говори: им следует работать на меня, а не мне на них, но будь смиренна, и будет тебя любить Господь; будь нищей на земле, и будешь богата на небе. Вот, всё в твоих руках: если монастырь будет нуждаться в деньгах, дай, сколько будет нужно, и молись за меня и отца твоего, чтоб нам получить милость от Бога и избавиться от вечной муки».

А Евпраксия начала еще усерднее подвизаться, угождая Богу, и постилась сверх сил; ей было тогда двенадцать лет, когда она избрала себе самый суровый образ жизни. Сначала она ела один раз в день, и то вечером, а потом она стала поститься до следующего и наконец до третьего дня… наносить приказывала ей каменьев, насыпать их под волосяную постель и спать на ней, а сверху на постель насыпать пеплу и спать так десять дней.

Однажды и Евпраксия подверглась во сне некоторым соблазнам от искусителя; тогда она набрала каменьев под свою волосяную постель и посыпала её сверху пеплом. Увидев это, игумения улыбнулась и сказала одной из старших сестёр: «Вот, и эта девушка начала страдать от диавола!»
И стала молиться о ней: «Боже, сотворивший её по образу Твоему, – говорила она, – и повелевший ей избрать этот иноческий чин, Ты утверди ее в страхе Твоем и от бесовских наветов сохрани её!

Потом она призвала к себе Евпраксию и спросила: «Почему ты мне не сказала, что тебе было искушение от диавола, а скрыла это от меня?» А та упала игумении в ноги со словами: «Прости меня, госпожа моя, что постыдилась сказать тебе». «Дочь моя, – внушала ей игумения, – это начало твоей борьбы со врагом; крепись, чтоб одолеть его и получить венец!»
Спустя несколько времени Евпраксия опять подверглась искушению диавола и рассказала одной сестре Юлии, которая очень ее любила и наставляла в подвигах. А Юлия сказала ей: «Госпожа моя Евпраксия, не скрывай этого от игумении, но расскажи ей, как следует, чтоб она помолилась о тебе; говорят, она сама в юности много претерпела искушений от диавола.

Рассказывают, что она однажды ночью после сильного искушения вышла из кельи, стала под открытым небом, подняла руки к небу и пробыла так сорок дней и ночей без еды, без питья, без сна, стоя и молясь Богу, пока не победила диавола. И мы все бываем искушаемы врагом, но надеемся, что с помощью Христовой одолеем нашего искусителя. Поэтому, сестра, не удивляйся этому, не смущайся, но расскажи поскорее игумении о случившемся с тобою, не стыдись!»

Услышав это, Евпраксия поблагодарила Юлию: «Помоги тебе Бог, сестра, за то, что ты наставила меня и укрепила мне душу: я пойду и расскажу госпоже великой о том, что случилось со мной».
«И не только расскажи, – прибавила Юлия, – но и попроси ее помолиться о тебе и прибавить тебе подвига».

Евпраксия пошла и рассказала игумении об искушении диавольском. Игумения сказала ей: «Не удивляйся этому, дочь моя; со всяким оружием нападает на нас диавол, но не бойся, стань мужественно и непоколебимо, чтоб он не одолел тебя. Много еще тебе предстоит искушений от него; а ты подвизайся, чтоб победить его и получить от Христа, Жениха твоего, победные венцы. Усиль свой пост, сколько можешь: за подвиги получают честь. Скажи мне, дитя, как ты постишься?

«Я принимаю пищу через два дня», – отвечала Евпраксия.
«Прибавь еще один день к своему посту, – сказала игуменья, – и ешь на четвертый день после захода солнца».

Евпраксия приняла этот наказ с радостью. Евпраксии исполнилось двадцать лет от роду; она возмужала телом и была красива, – обнаруживая знатность своего рода. Подвергшись опять искушению, она сообщила о том игумении, а игумения сказала ей: «Пойди, дитя, и перенеси эти каменья сюда и сложи их около печи». Евпраксия тотчас начала носить эти каменья.

Среди них попадались большие, которые с трудом можно было бы поднять двум сильным сестрам. Она же их одна поднимала, клала на плечо и несла: она была сильна телом, а еще сильнее послушанием, и ни к кому не обращалась с просьбой помочь ей, потому что тяжелы камни или потому, что она голодна, или выбилась из сил, – но с усердием исполняла приказание. Когда же она перенесла все каменья, то игуменья через несколько дней опять сказала ей: «Нет, нехорошо, что эти каменья лежат около печи, отнеси их опять на прежнее место». Она ничуть не ослушалась, а снова принялась за дело и тщательно выполняла то, что ей было приказано. Удивлялись сестры такому послушанию её, терпению и трудолюбию, а некоторые из молодых смеялись, другие же говорили: «Крепись, сестра Евпраксия, будь тверда!»

…Диавол попытался еще раз потревожить ее ночным искушением. Однажды ночью он явился ей во сне в виде того юноши, с которым она было обручена: будто бы с множеством воинов он пришёл похитить её и насильно тащил из монастыря. Она лежала на своей постели и во сне начала кричать и звать сестёр, чтоб помогли ей избавиться из рук похитителя. От её крика проснулись сестры, сбежались к ней, разбудили ее и стали спрашивать, почему она кричала.
Она рассказала про виденное во сне искушение диавольское, и все начали о ней молиться. Так как и снова ее тревожил искуситель, то игумения сказала ей: «Смотри, дитя мое Евпраксия, как бы диавол не подействовал на твой разум, как бы не пропал труд твой; потерпи еще немного, борись с ним мужественно, и он убежит от тебя».

И Юлия также говорила Евпраксии: «Сестра, если мы теперь, пока юны и сильны, не станем бороться с нашим врагом и не победим его, то как нам победить его в старости?»
Евпраксия отвечала ей: «Жив Господь, сестра моя Юлия, если прикажет мне игумения, то я не стану принимать пищи целую неделю, пока с помощью Господа не одержу победы над врагом, искушающим меня». «Право, сестра моя, – возразила Юлия, – я не могу столько поститься, а ты, если можешь, то хорошо сделаешь; во всем монастыре нет никого, кто бы мог не принимать пищи целую неделю, кроме матери нашей игумении».

Тогда Евпраксия отправилась к игумении и попросила у неё разрешения назначить себе такой пост, чтобы не есть целую неделю. Игумения сказала ей на это: «Делай всё, что можешь, дитя мое; да укрепит тебя Творец твой Бог и даст тебе одолеть диавола!» И начала Евпраксия поститься по целой неделе, принимая пищу только по воскресеньям и не оставляя в то же время на монастырских работ, ни услуг сёстрам, так что все дивились столь великим подвигам её. «Вот целый год следим мы за Евпраксией, – говорили некоторые из сестёр, – ну, видали ли мы, чтоб она сидела, хоть бы когда ест? нет, и не могли видеть, – только разве когда ночью ляжет отдохнуть на постель, – а то и пищу вкушает стоя». И все сёстры любили её за то, что она так трудилась и была так скромна, хоть и царского была рода, и молились о ней Богу, чтоб Он даровал ей крепость и спасение.

…Так, однажды ночью он навел на нее скверные мирские мечты, чем глубоко смутил ее. Она, как почуяла лютое нападение вооружившегося на неё врага, вскочила с постели, осенила себя крестным знамением и вышла из своей кельи; на дворе, на особом месте стала она, простерла руки свои к небу, вперивши в небо очи и ум, и стояла так, молясь день и ночь, ничуть не двигаясь с места, как врытая в землю, сорок дней; в это время она не пила, не ела, не говорила ни с кем, не спала и не опускала рук. В начале её стояния игумения, узнав об этом: пришла к ней и сказала: «Да утвердит тебя Бог, дитя, и подаст тебе терпение!»

Евпраксии было тогда двадцать пять лет от роду. Когда она простояла две недели, игумения и сестры с улыбкой смотрели на такое терпение её и радовались за неё. Прошло тридцать дней и стали удивляться сестры и говорили игумении: «Матушка, как видно, Евпраксия хочет совершить твой сорокадневный труд, как ты бывало стояла также».

«Да утвердит ее Бог, - отвечала игумения, - будем все молиться о ней!» По прошествии сорока дней она еще простояла пять дней, и потом в изнеможении упала на землю, и лежала как мёртвая. Собрались сёстры, внесли её в комнату и не могли пригнуть её рук: она вся была как деревянная и не могла произнести ни одного слова. Игумения принесла ей пищи, поднесла к её устам и сказала: «Дитя мое Евпраксия! во имя Господа нашего Иисуса Христа, съешь!» И тотчас она, взяв пищу, съела и заговорила, немного укрепилась и встала; её повели в церковь, благодаря Христа Бога, укрепившего рабу Свою на такой подвиг. После этого Евпраксия стала понемногу принимать пищи и поправляться.

С этого времени диавол уже не мог более смущать Евпраксию скверными мечтаниями и разжением плотских страстей: невеста Христова одержала окончательную победу над его искушениями… Прожила она тридцать лет».

Пожар… Не дай, Господь, увидеть,
Не где-то за кордоном, вдалеке!
Свой дом горящий, где жил доселе сиднем,
Где был хозяином, а стал вдруг лиходей.

Вор оставляет нам хотя бы стены,
Есть шанс украденное иногда найти.
Но на пожаре дерево и сено,
И всё имущество вверх с сажей улетит.

Не нарушайте правил и инструкций,
Как сохранить себя, детей, скотину.
Здесь не пройдет «авось» с расхлябанностью русской -
Всё вожделенное в момент тебя покинет.

На погорельцах жжённые рубахи,
В оплавленном сознанье: «Надо было…»
Жена и дети одеты чёрным страхом,
На пепелище роются остылом.

Ты говорил: «Мне так зимой удобно,
Чтоб сено рядом и бензин в подполье».
Соседей сжёг и им ты враг сегодня;
У всех в прикуску пепел на одном застолье.

Огонь прообразует вечный ад,
Мученья нераскаянных при жизни.
Не подсчитать лишений и утрат,
От совести мученья, укоризны,

Что сам виновен, никого не слушал,
Искал удобства смыслу вопреки.
Пожар в кошмарах... Кто его потушит?
Заранее ущерб в уме прикинь!

Смиренным и погода помогает,
Дождь благодатный на искру прольётся.
На гордого беда придёт такая,
Что почернелые не плоть, а даже кости.

Игра с огнём... И нищими пойдём,
Протянутой рукой, лохмотьями трясти.
С халатностью в твой дом придёт Содом,
Успеешь вскрикнуть: «Прости, Господь, прости!?»
ИгЛа 19.8.03