Православный форум Игнатия Лапкина

До революции духовным перевоспитанием заключенных занимались священники. Теперь их снова стали привлекать к этому. Но если до сих пор святые отцы делали это на общественных началах, то теперь их зачисляют в штат исправительных колоний. Пока это эксперимент.

Маньяк из Невского лесопарка

В Мордовии сотрудником одной из колоний стал иерей Евгений Кулдыркаев. Его паства - не только сидельцы строгого и особого режимов, но и осужденные пожизненно, кому осталось надеяться только на Бога.

Батюшка служит в Дубравлаге (так называют все 17 мордовских колоний) с 15 февраля прошлого года. По сану он - иерей, по трудовой книжке - социальный работник, потому что должности "священник" в реестре профессий нет.

Официально он числится в штате ИК-1 - колонии особого режима. Здесь мотают срок те, у кого это уже не первая ходка и кто осужден на 15-20 лет за тяжкие преступления.

Обособленно на территории колонии стоят два кирпичных барака. Здесь сидят 156 человек, у которых руки по локоть в крови и кому свобода уже не светит.

Длинный коридор корпуса. По обе стороны - металлические двери с фотографиями сидельцев и списком статей. За каждой дверью - решетка. Пожизненников вообще не выводят туда, где решеток нет. Они здесь повсюду: на окнах камер, в душевой, в уличных боксах, похожих на вольеры, - только в них зэки имеют возможность дышать воздухом свободы раз в день по полтора часа.

В одной из камер пусто - сидельцы на работе, шьют рукавицы-верхонки. Оказаться внутри очень страшно. Время и пространство сразу сжимаются до размеров камеры, и кажется, что назад пути нет. Двухъярусные шконки аккуратно застелены - ни одной складки. Полки заставлены иконками и духовной литературой: Библия, молитвослов, жития святых. Таких книг в библиотеке колонии - целый стеллаж. Некоторые пожизненники заучивают их наизусть и цитируют потом батюшке.

- Я работаю здесь с 2001 года, - рассказывает Сергей Канаев, начальник участка пожизненного лишения свободы ИК-1. - Сколько помню, батюшки к осужденным всегда приходили. Проводили религиозные обряды: причащали, исповедовали. Но раньше для таких визитов заказывался специальный пропуск, а сейчас у отца Евгения есть свой.

Сам Канаев верующим себя не считает. Ни к психологу, ни к батюшке за разговором по душам не ходит - расслабляется рыбалкой. На стене в его кабинете висят портреты президента России, директора ФСИН, из угла сурово смотрит Феликс Дзержинский. Ни одной иконы. У Канаева свой "иконостас": два настенных планшета с карточками-досье на каждого сидельца. Этот задушил жену за то, что хотела развестись, а заодно лишил жизни тещу и своих детей. Этот выпотрошил двух мальчишек. Здесь сидит бывший сотрудник питерской транспортной милиции Шувалов по прозвищу "маньяк из Невского лесопарка": он задерживал девочек-подростков, пытавшихся пройти без билета, насиловал и убивал - по мотивам его уголовного дела снят один из фильмов сериала "Тайны следствия". Здесь сидит и Климук - организатор взрыва на Черкизовском рынке в Москве.

Многие из уголовников уверены, что их грехи можно замолить.

Исповедь под охраной

- Для меня нет разницы, обычный это приход или тюрьма, - говорит отец Евгений. - Мне важно не за что человек сидит, а пришел ли он к покаянию. Или хотя бы пытается прийти. Этих людей вели на расстрел, но Господь закрыл перед ними дверь и сохранил им жизнь. Как раз для того, чтобы покаялись. Правда, пока это сделали лишь пятеро, но и я всего год служу.

Церковные таинства в тюрьме происходят иначе, чем на свободе. На исповеди, во время которой священник должен находиться наедине с человеком, присутствует третье лицо - начальник колонии. В коридоре дежурит охрана, а сам зэк сидит в наручниках - ему ведь терять нечего, еще одна смерть срока не добавит.

На Пасху зэки из колонии особого режима испекут куличи и отец Евгений их освятит и разнесет по камерам. О всенощной, конечно, речи быть не может - на нарушение режима администрация колонии не пойдет даже ради светлого праздника.

Охранник открывает одну из камер. При звуке лязгающей двери два зэка вскакивают и по очереди выпаливают информацию о себе: фамилия, имя-отчество, названия уголовных статей, сообщают, что жалоб и претензий нет. Каждый укладывается в минуту - монолог отскакивает от зубов, как "Отче наш". На груди у обитателей камеры буквы "п/з" - пожизненное заключение.

Здесь сидят 32-летний Антипов и 48-летний Минович. Минович сразу признается, что неверующий. А потом зачем-то добавляет: "Но нам это не мешает" - и замолкает. Антипов, наоборот, говорит много и с удовольствием развязным голосом блатного. Сообщает, что к нему приезжают родители, брат и что они давно его простили. Убеждает, что к вере относится искренне.

- С батюшкой общаюсь примерно раз в месяц, - говорит Антипов. - Разговариваем о грехах, о Библии, есть рай или нет и попадем ли мы в него.

- И какие мысли по этому поводу?

- На все воля Божья. Надеюсь, что да.

Позже Сергей Канаев расскажет, что Антипов сидит за убийство детей. И мне приходит в голову мысль, что рай для него сейчас - та самая камера, которая спасает его от смертной казни.

"Живут, как пауки в банке"

Во всем Дубравлаге действует пять храмов, на подходе еще три. В ИК-1 церковь освятили и открыли в 2008 году. Бревенчатый храм строили сами зэки почти два года. Они же смастерили роскошный иконостас. Отец Евгений говорит, что не каждая церковь "на воле" может похвастать таким. Путь к очищению осужденным подсказывает и традиционный огромный плакат на бараке по соседству: "На свободу - с чистой совестью". Пожизненников под усиленной охраной сюда приводят, но редко - по большим церковным праздникам, с разрешения начальника колонии - и только тех, кто ведет себя тише воды и считается искренне верующим. Таких - единицы. А вот сидельцы из колонии особого режима могут зайти в церковь в любое время, когда та открыта, - зажечь свечу и помолиться. Сотрудники колонии рассказывают, что в этом году на Крещение зэки сколотили из досок купель, наполнили ее водой. Утром пришли, чтобы совершить омовение, а вода ушла прямо у них на глазах - понимайте, как хотите.

В храме щупленький паренек запаливает свечку. Спрашиваю, что ему дает церковь.

- Душевное спокойствие и мир, - елейно отвечает он. - Я в этой колонии полтора года, только здесь уверовал. Почти каждый день в церковь прихожу. Мы и между собой часто говорим о религии - лучше о Боге, чем о мирских бякостях.

На свободу воцерковленному неофиту через год. Но как будет жить без решеток, он не знает, потому что "могу по-разному представлять себе жизнь и мечтать, но все может сложиться иначе". Не исключает, что может сесть еще раз, "если Богу это будет угодно". Ему 31 год, сидит за грабеж, и нынешняя ходка - уже пятая.

- Человек перед выходом должен думать о том, где взять силы, а не о том, что "выйду, и на все воля Божья", - говорит отец Евгений. - Такие мысли вообще не должны посещать. Поэтому и храм этот пока не намоленный. В этой колонии каждый сам по себе, я уж не говорю о пожизненниках. Но для того я и служу, чтобы пытаться наставить их на путь истинный.

Батюшка рассказывает о бывших зэчках, которые после отсидки стали послушницами в храмах, а еще одна, сидевшая за наркотики, теперь трудится соцработником в наркоцентре - отваживает людей от зелья. Но сколько сидельцев станет на тот самый "путь истинный", можно узнать, только когда они окажутся на свободе. Пожизненники же вкладывают в религию свой смысл.

...Уже выйдя за ворота и втянув свежий воздух свободы, я вспомнил слова одного из работников колонии:

- Искренне верят единицы, у остальных чисто потребительское отношение. Живут ведь, как пауки в банке. Заняться нечем - родственники отказались, жены развелись, помощи ждать не от кого. А общаться с кем-то надо. Вот и изливают батюшке душу, чтобы не умереть от скуки.

Сергей ПУСТОВОЙТОВ
12 апреля 2011 г.