|
Заключение, тюрьма, сизо, лагерь, шизо, смерть.
|
|
| Игнатий_Лапкин_(ИгЛа) | Дата: Среда, 08.01.2014, 21:20 | Сообщение # 11 |
 Супер главный
Группа: Главный Администратор
Вера: Православный христианин
Страна: Российская Федерация
Регион: Алтайский
Город: Барнаул
Сообщений: 7670
Награды: 32
Репутация: 30
Статус: Offline
| Худшие тюрьмы Америки /Особо строгий режим "Выжить В
Пс.118:113 – «Вымыслы человеческие ненавижу, а закон Твой люблю».
Более подробную информацию вы можете получить ЗДЕСЬ
http://www.kistine1.narod.ru
|
| |
| |
| Игнатий_Лапкин_(ИгЛа) | Дата: Среда, 08.01.2014, 22:35 | Сообщение # 12 |
|
Супер главный
Группа: Главный Администратор
Вера: Православный христианин
Страна: Российская Федерация
Регион: Алтайский
Город: Барнаул
Сообщений: 7670
Награды: 32
Репутация: 30
Статус: Offline
| Худшие тюрьмы Америки /Особо строгий режим "Женская Т
Пс.118:113 – «Вымыслы человеческие ненавижу, а закон Твой люблю».
Более подробную информацию вы можете получить ЗДЕСЬ
http://www.kistine1.narod.ru
|
| |
| |
| Иулия | Дата: Понедельник, 20.01.2014, 17:41 | Сообщение # 13 |
 Супер главный
Группа: Администратор
Вера: православная христианка
Страна: Российская Федерация
Сообщений: 2023
Награды: 14
Репутация: 64
Статус: Offline
| Протоиерей Михаил Труханов — человек, который прошёл советские тюрьмы и лагеря и остался христианином. О своём жизненном пути он рассказывает в фильме, снятом студией Domus Patris.
Подробнее: http://www.pravmir.ru/i-v-tyurme-so-xristom/#ixzz2qw8fNMCP
Михаил Васильевич Труханов родился 14 сентября 1916 года в Саратовской области в семье священника Василия Труханова (который позднее погиб в ссылке на Колыме). В школе он испытывал издевательства, как «сын попа».
В 1941 году, во время учебы на астрономическом факультете Московского института, Михаил Труханов был арестован по статье 58-10 (за создание кружка по изучению Библии) и отбывал срок заключения в различных лагерях ГУЛАГа. Освобожден 11 мая 1956 года и вскоре реабилитирован.
Рукоположен в сан священника в Чернигове 9 марта 1958 года Преосвященнейшим Андреем, Епископом Черниговским и Нежинским. Служил на приходах Московской епархии. Окончил Московскую Духовную Академию. Вышел за штат 14 ноября 1979 года. Умер отец Михаил в Свято-Духовом скиту под Минском, в Белоруссии.
Боже, будь со мною,
Когда завистники клевещут на меня,
Когда товарищи смеются надо мною,
Когда враги преследуют меня,
Я пред Тобой — одна молитва:
Боже, будь со мною!
Когда от общества родных я отлучен,
Когда презрен я властью и страною,
Когда в тюрьму иль лагерь заключен,
Я пред Тобой — одна молитва:
Боже, будь со мною!
Когда изнемогаю на работах я в лесу,
Когда от холода я коченею под пургою,
Когда в постели я больной лежу,
Я пред Тобой — одна молитва:
Боже, будь со мною!
И вот идут, прошли года,
Уже стою я пред кончиною,
Но и поныне, как всегда,
Я пред Тобой — одна молитва:
Боже, будь со мною!
Февраль 1954 года, Бутырская тюрьма, камера 212.
16 лет за изучение Библии
Разумеется, что меня никакие суды не брали, потому что за веру по нашему уголовному кодексу у судей не было основания решать приговор какой-то. Поэтому меня направили на особое совещание, которое обычно давало заключение, не обращая внимания на статью. И вот мне, грешнику, по особому совещанию дали 8 лет — первый срок мой.
Я на радостях, что все кончилось благополучно для меня, особое совещание дало приговор мне, выхожу, получив эту записку. И тут меня впускают в камеру, где такие же, как я, раньше меня получившие приговор по особому совещанию. Я вхожу туда радостный, потому что уже определился срок, а там все с напряжением смотрят на меня и задают вопрос: «Что, на свободу?» Я говорю: «Нет, 8 лет». Тогда решили, что я рехнулся. Все от меня отстранились, потому что там были те, кто хныкал, кто жалел своих детей, жен, оставшихся на свободе. Теперь они, кормильцы, уходят на многие годы в тюрьмы.
Все от меня отступились. Я прошел через всю камеру до окна по дорожке. У окна снаружи стояло дерево, и птахи там пищали. А я только творил Псалом 146: Хвали, душе моя, Господа. Восхвалю Господа в животе моем, пою Богу моему, дондеже есмь. Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в них же несть спасения. Изыдет дух его, и возвратится в землю свою: в той день погибнут вся помышления его. Блажен, ему же Бог Иаковль помощник его, упование его на Господа Бога своего. Сотворшаго небо и землю, море и вся, яже в них. Хранящаго истину в век, творящаго суд обидимым, дающаго пищу алчущим. Господь решит окованныя, Господь умудряет слепцы. Господь возводит низверженныя, Господь любит праведники. Господь хранит пришельцы, сира и вдову приимет, и путь грешных погубит. Воцарится Господь во век, Бог твой, Сионе, в род и род. Аллилуйя.
Это было в день, когда я получил уже постановление особого совещания, дающего мне 8 лет. Всё, кончено, дальше идет тюремное, то, что я вам уже читал.
— А как было сформулировано, за что вам дали 8 лет?
— Меня арестовали, когда я был студентом 4 курса астрономического факультета. Причиной ареста было то, что я сам увлекся изучением Библии и еще товарищей привлек. Поэтому меня взяли, посадили. Моим товарищам дали по 5 лет, а мне, как основному, дали 8. Потом я освобождался, но до особого совещания, до особого распоряжения. И так мой срок длили, и длили, и длили. В общей сложности я провел там 16,5 лет. Но это неважно.
— Но они же не могли так написать — за то, что вы изучали Библию? Тогда же это вроде была страна, в которой все можно.
— Вы не забывайте, что у власти стояли большевики, а большевики были атеистами. Поэтому они видели во мне того врага, который должен быть наказан, изолирован от общества. Я еще не попал под разряд тех списков, которые давались потом на расстрел. Но такова была воля Божия.
Я любознательный человек, поэтому заинтересовался атомной энергией в свое время. И уже на пересылках, когда меня из Унженских лагерей на Дальний Восток перегоняли в вагонзаках, меня вели туда 4 месяца. Не удивляйтесь такому долгому сроку, потому что меня привозили в один пересыльный пункт, а там переполнено было, не принимали. Меня возвращали назад, 3 недели срок карантина, потом они уже созванивались по телефону, везли опять туда. Так что эти челночные наезды выразились в 4 месяцах, когда я из Нижнего Новгорода (тогда это был город Горький) до бухты Ванина — это конечный пункт заключенных, откуда отправляли на Колыму — приехал туда. На Колыме меня несколько раз сажали в «Джурму» — пароход, который перевозил по океану в Норильск. Я не удостоился той чести, чтобы погибнуть там. Меня на материке оставили.
Я заинтересовался словом Божьим вплотную после того, как получил известие от мамы, что мой папа был арестован, и получил от папы последнее письмо с Колымы (его на Колыму отправили), где он пишет: «Я не знаю, чем ты будешь заниматься. Я тебя каждый день, 7 раз в день благословляю, чтобы Господь был с тобой». После этого я стал вести себя по-христиански.
Будучи студентом 4 курса астрономического факультета, я регулярно посещал храмы, исповедовался, причащался. Словом, стал вести строгую христианскую жизнь.
Наступило время, когда я почувствовал, что недостаточно у меня знаний Священного Писания, поэтому я стал изучать и Библию, не только Новый Завет, но и Ветхий. В этом отношении нашлись те мои товарищи по храмам и по стремлению так же знать слово Божие, как и я. Образовалась группа в 3–4 человека, которые одинаково стремились знать слово Божие. Это продолжалось до тех пор, пока нас не выследили и — «цап-царап». Так я попал из общежития в Бутырку.
Пост в Бутырке
Бутырка была первая тюрьма, в которую я попал с воли. Начались допросы со всевозможными событиями, что было для меня в диковинку. В Великий Пост, разумеется, я ел все, что давали в тюремной камере, но в последнюю, Страстную седмицу, я решил, что не буду есть, чтобы по крайней мере 3 дня перед Пасхой попоститься как должно. И решил ничего не есть. Там дальше описано в книжках, что меня потом по режиму к начальнику тюрьмы вызвали, что я вроде объявляю политическую голодовку какую-то. Я говорю: «Какая там политическая голодовка? Я просто как христианин должен строго соблюдать пост перед Пасхой».
После разговоров меня отпустили, и я действительно эти 3 дня постился. Они успокоились, когда на первый день Пасхи я стал есть все. С этим было кончено. Пост 3 дня я выдержал. Началась Пасха.
А дальше заинтересовало, конечно, следствие, как это так в наше время 24-летний студент, когда мы строим коммунизм, отсталую линию ведет, еще и пост соблюдает. После этих разговоров, так как мое дело не подлежало никакому суду, никаким действиям прокуратуры, то направили меня с моим делом в особое совещание. Оттуда меня вызвали из камеры к окошечку, я подписал, что получил 8 лет исправительно-трудовых лагерей.
Я вхожу в камеру, где передо мной получившие разные сроки по особому совещанию человек 80 сидят. Я вхожу с улыбочкой, читаю Псалом 146, и ко мне сразу вся толпа: «Что, на свободу?» Я говорю: «8 лет». Тогда все: «Он с ума сошел». Все от меня отошли. Я прохожу к окну в камере. Как раз там за окном дерево зеленое, пташки поют. Я остановился и продолжаю читать этот же 146-й Псалом. Тут ко мне уже подошли верующие, я стал им разъяснять, кто я такой, началось объяснение.
Покаяние для «спокойной совести»
Началась моя жизнь в лагере, потому что меня отсюда забрали в Унженские лагеря — это Нижегородская область. Там я провел около 7 лет.
Разные были истории. Большевики нигде покоя не давали. Это естественно, потому что представляете — молодой студент, 24 года, кажется, перед ним открыты все двери, а он тут занимается какой-то ерундой для них. Но, как бы то ни было, Господь мне давал мудрость. Я был то преподавателем по древесине — лагерь лесоповальный был, там лес рубили, то изобретателем в штрафном лагере, то врачом.
Моя мудрость покоряла всех, потому что, сами понимаете, если я что-то знаю по-человечески, это в объеме института или академии, а если мне Господь дает благодатную мудрость, я знаю больше того, что знают рядовые люди, окончившие институт или какие-то учебные заведения. Благодатная мудрость всегда больше того, что мы требуем от людей, окончивших какие-то учебные заведения.
— Батюшка, как складывались отношения с «урками»? Они же были совершенно другие.
— Я с «урками» сталкивался с первых же дней, потому что они считали, что я какой-то необычный человек. Либо какой-то сумасшедший, либо вообще не все у меня дома. Для них непонятной я фигурой был. То, что они меня обкрадывали, понятно всем. Сидя в пересыльной тюрьме Кирова, я по обычаю заключенных вечером пересказывал роман Генрика Сенкевича «Quo vadis» («Камо грядеши»), где делал соответствующие выводы, что христианская жизнь такая то, упор делал на то, как надо праведно жить, чтобы жить со Христом.
Разумеется, меня слушали и «урки». Ночное время, никто не мешал. Утром они ко мне подходят и говорят: «Вот Вы нам рассказывали, что совесть бывает неспокойна, когда человек ведет греховную жизнь. А мы вот воруем, вас бьем, и у нас совесть спокойна». Я им тогда сказал, что Святые Отцы говорят: «У кого совесть спокойна при греховной жизни, значит, слишком глубоко зашла нечисть в человеке. Поэтому нужно, чтобы человек этот одумался, покаялся, тогда у него опять возродится угрызение совести». Словом, привел их к тому, что нужно придти к Церкви, раскаяться в своих прошлых грехах и начать новую жизнь.
Это было мое практически первое выступление с призывом к тому, чтобы люди жили праведно, по-христиански, по Евангелию Христову. Затем при всех остальных каких-то словах, обращенных к заключенным, я всегда завершал тем, что призывал их к христианской жизни, к тому, чтобы они праведно жили и не грешили. Если они согрешали, то они должны приходить к покаянию, раз от разу становиться лучшими людьми, чем были до сих пор.
— Батюшка, сейчас покаяние — это пришел в церковь к священнику, он наложил епитрахиль, разрешил грехи. А вот там как исповедовались?
— Исповедь заключается в том, что я признаю себя виновным среди тех людей, с которыми я нахожусь. Официально исповедь-то, что вы говорите перед священником в храме. Он, как призванный к этому, выслушивает вашу исповедь, и если она требует какого-то вразумления, он вразумляет вас или накладывает на вас какую-нибудь епитимью, то есть то, что вы должны сделать для того, чтобы быть настоящим христианином.
Вот, скажем, наш Олег, который не причащался с тех пор, как родился. И то еще не знает, может, его при крещении обошли как-нибудь. Разумеется, священник должен его наставить и, по крайней мере, призвать его к тому, чтобы у него пробудилось настоящее сознание своих грехов, чтобы он покаялся в них, обещал Богу, что впредь не будет грешить, потому что Христос, отпуская грехи, Сам говорил: «Иди и впредь не греши». Вот это наказ каждого священника в конце исповеди. «Иди и впредь не греши. Воздерживайся, живи праведной жизнью. Живи так, как заповедовал Христос в Евангелии».
Христос говорит: «Если любите Меня, соблюдите заповеди Мои и идите за Мною узким путем, путем праведности и путем святости». Вот тогда будет настоящая жизнь христианская. Жизнь христианина — это не роскошь и ничегонеделание. Это трудная жизнь для человека, который хочет жить по евангельскому учению Христову. Всевозможные искушения, соблазны. Наш праведник Иоанн Кронштадтский говорил: «Христос первой заповедью сделал любить Бога всем существом и ближнего, как самого себя. А дьявол нас соблазняет на плотские удовольствия, на наслаждения плотского порядка. И мы охотно идем, потому что это проще». Я напился, у меня совесть спокойна, пока не просплюсь. Тогда опять выпью, опять у меня совесть успокоится. Я наслаждаюсь блудом, получаю наслаждения плотские. Какой там грех? Я получаю удовольствие и больше ничего.
Буханка хлеба
— Скажите, пожалуйста, в тюрьме можно было причащаться?
— Практически невозможно. Я не говорю о тех исключительных случаях, когда мне приходилось причащаться в кировской тюрьме пересыльной, потому что там нашелся как раз священник из униатов, украинец. У него был антиминс, зашитый и запеченный в буханке хлеба. Когда его вызвали для того, чтобы вручить ему эту буханку хлеба, то дежурный два раза ножом разрезал эту буханку, ничего не нашел и сдвинул в сторону, чтобы он забирал. Я присутствовал при этой сцене. Он обрадовался, и когда мы отходили от надзирателя, получив эту буханку, он говорит: «Завтра служим литургию». Я: «Как?!» Он: «Все в порядке».
Оказывается, в этой буханке был запечен тоже еще флакон из-под пенициллина с вином и игрушечная гофрированная тарелочка. И там на клочке бумажки написано: «Благословляется однократное служение литургии, после чего съесть». И подпись епископа. Вот эту бумажку надо было съесть, после того как будет совершена литургия. Поэтому на следующее утро, на рассвете, батюшка отец Василий (я за него до сих пор молюсь каждый день) меня растолкал и говорит: «Служба».
Он служил все наизусть, прерывался только, когда с рыданием что-то произносил. Я был единственным слушателем, исповедником и причастником этой литургии. После того как была совершена литургия, я получил Причащение. Я не знал, что это Господь меня подкреплял своими таинствами, потому что мне предстояла длительная дорога. Я с Унженских лагерей должен был ехать на Дальний Восток, потому что меня направляли, оказывается, на Колыму. Я должен был приехать к Тихому океану.
Долг и свобода
Бухта Ванина — это бухта, которая этапировала в Магадан заключенных. Вот туда нас и привели, и там я жил больше года, пока меня отправляли. Но меня все-таки, даже когда приходил теплоход, чтобы забирать нас в трюм и везти в Магадан, оставляли на материке. Я не попал в Магадан, где кончил свою жизнь мой отец. Поэтому я всю жизнь скорбел, что я не там закончил свою жизнь. Я завидовал отцу. Потом началась у меня другая жизнь.
— Батюшка, наверняка отличались верующие — и священники, и монахи, и люди других концессий — от всех остальных?
— Совершенно верно. Все были разные. Лагерь объединял всех заключенных, и, разумеется, что среди нас были и католики, и протестанты, и лютеране, и всех сортов сектанты. Сектанты, особенно иеговисты, проявляли очень большую энергию и старались все насадить свое. В этом отношении самыми добропорядочными всё-таки оставались православные христиане и католики. Они ни на какие уговоры властей не шли.
Власти, конечно, соблазняли. Чем? Если ты будешь выдавать других, то, конечно, будешь пользоваться уважением у властей. Вот они вербовали стукачей из числа заключенных, чтобы они других выдавали. Но стукачами не делались православные настоящие и католики. Все остальные — лютеране, протестанты и сектанты — всегда были стукачами. Их легко было соблазнить. Но не знаю ни одного примера, чтобы был стукачом какой-нибудь католик или православный. Если православный становился стукачом, значит, он отказывался от своего православия, потому что все знали, что предавать ближнего — это грех, тягчайший из всех грехов. Среди нас были люди всех сортов, но не все шли на поводу у КГБистов.
— Поведением отличались?
— Разумеется. Постов никаких никогда никто не соблюдал, потому что мы ели то, что нам давали. Разумеется, нам никто не приготовлял никакую постную пищу. Тут у всех было одинаково. Но вот возьмите католиков. У них огромная самодисциплина. То есть, если он католик…с каторги прежде всего вся бригада идет в столовую. Поели, он отходит, в зоне встречается с людьми, разговаривает, болтает с кем угодно. Потом вдруг отходит к стенке барака, ни с кем не разговаривает. «Я должен долг выполнить». Долг платит Богу — читает молитвы, Богородичное правило читает. Замыкается от всей компании заключенных, пока он не выплатит Богу долг. Долг — это их молитва к Богу, ежедневная. Он все время должен творить эту молитву. Покончит молитву — он будет опять играть в шахматы, разговаривать. Но это он делает.
У нас, у православных, такой самодисциплины нет, к сожалению. У нас есть обязанность другая. Скажите нашему Серафиму Саровскому, что ты что-то должен, он скажет — никаких. Где Дух Господень, там свобода нам сказана. Поэтому у нас все основано на свободе, которая дается Духом Святым.
— Как Вы молились, батюшка, там?
— Точно так же. Молились и в бараке под шум урок, под мат. Мы накрывались одеялом и творили свою молитву. Без молитвы ни одного дня не проходило. Это не только у меня, но думаю, что у всех православных. И днем, когда была возможность где-то уединиться, где-то помолиться, всегда этим временем пользовались.
Евангелие для уголовников
Тяжелее всего было, конечно, вот так проповедовать Христа, Церковь, Крест. Тут уже требовалась инициатива проповедующего, чтобы он хотел кому-то внушить свои христианские правила. Скажем, я православный, я должен кого-то привести ко Христу. Я это делал довольно добросовестно, поэтому во всех тех местах, где мне приходилось быть с заключенными вместе, я всем и каждому старался внушить жизнь христианскую, жизнь по Евангелию Христову, используя все возможности, в том числе и уркам, и обычным заключенным.
Урки в лагере занимали отдельное место в секции барака, потому что у них всегдашний гвалт, всегдашняя ругань, каждая фраза с матом. Поначалу я пришел туда и стал своим греховным языком что-то говорить о Христе. Никакого внимания. Все по-старому. Но не забывайте: я христианин. Меня ведь посадили за Библию, прежде всего. Я знал несколько глав наизусть из Евангелия. Потом я уже понял, что нужно начинать с Евангелия. Я, ничего никому не говоря, читаю Евангелие вслух — 2 главы подряд. И тишина наступает.
После прочтения этих двух Евангелий, которые они слушают… Еще главарь какой-то с третьих нар крикнет: «Слушать!». Всё замирает. Я тогда с ними говорю час, они меня слушают, и даже то, что я им говорю о Христе, о Евангелии, о Кресте, о Церкви. Но всё начинается с Евангелия Христова. Евангелие — это книга любви, книга такая, которой нет равных в мире. Ничего в мире не может сравняться с Евангелием Христовым. Это книга любви Христовой, с которой Он до смерти крестной пришел, чтобы возвестить миру всему и спасать этот мир Евангелием.
— В своей книге Вы упоминали о том, что как-то в лагерь были принесены Библии, и потом как-то их на книги разрывали, чтобы их не нашли, и каждый читал по полгода одну книгу.
— Правильно. Это было и со мной. Каким путем? Вы не забывайте, что охрана — это тоже люди, и люди, которые за взятку все могут сделать. И вопреки всем нормам не пропускать туда ничего — нас за Библии сажали в тюрьмы, в лагеря, в карцер сажали, а тут сами охранники пропускали как-то. Поэтому когда к нам попадала Библия, мы старались, чтобы при шмоне, при обыске у нас не отъяли ее. Тебе даем такую-то главу, тебе такую-то. Мне досталось одно время Евангелие от Иоанна. Я поэтому его знал наизусть практически. Потом Апокалипсис — последняя книжка, тоже знал наизусть, потому что нет ничего другого, а раз она ежедневно у меня, я ее перед шмонами прячу. Самые страшные шмоны были перед майскими праздниками и перед Октябрьской революцией. Нас каждого поодиночке вызывали, раздевали, по-настоящему шмон делали. Поэтому к этому дню мы уже готовились.
— Прятали куда можно…
— Прятали как можно и сохраняли тем не менее. Они хитрили, и мы тоже хитрили, потому что знали, что все, что есть у нас такого, они заберут. Последнее время я в лаборатории работал, у меня были книжки по медицине, я между ними клал и Библию.
Слово Твое - светильник ноге моей и свет стезе моей. Пс.118:105
Более подробную информацию вы можете получить ЗДЕСЬ
http://www.kistine1.narod.ru
|
| |
| |
| Иулия | Дата: Понедельник, 20.01.2014, 17:43 | Сообщение # 14 |
|
Супер главный
Группа: Администратор
Вера: православная христианка
Страна: Российская Федерация
Сообщений: 2023
Награды: 14
Репутация: 64
Статус: Offline
| Продолжение.
Прославить лагерь на весь Союз
— Батюшка, как к Вам начальство относилось?
— По-разному, потому что официально мы все враги народа. Поэтому к нам отношение было самое скверное, какое только можно было придумать. Но Господь делает невероятное. Я всегда был тщедушный, я никогда не мог выполнять норму по лесоповалу. И Господь, видя, что я бестолковый такой работяга, чтобы лес рубить, дал мне другое. Он мне дал мудрость Свою, и я стал действительно мудрее многих других среди окружающих. И этой мудростью покорял всех. То есть среди заключенных я был мудрее других. Скажем, вот учитель, окончил институт по древесине. Но говорю, Господь мне давал мудрость, зная, что я бестолковый, я не смогу просто выжить в условиях лесоповала.
Меня берут преподавателем этой же древесины в школу, где готовят руководителей работ из заключенных по лесоповалу — учетчиков, бригадиров. Есть школа специальная лагерная, и там они учат заключенных, передают опыт лесоповала, какие породы древесины, как нужно распознавать лес. И я попадаю в эту среду, потому что мне Господь дал мудрость такую, что я знал эти породы древесины лучше, чем они. На голову выше я их стоял.
Посылают меня, потому что приезжает ко мне уполномоченный, ко мне лично в лагерь из управления приехал, чтобы делать меня стукачом. Раз приехал, второй раз через месяц приехал, третий раз приехал, а я все вроде не понимаю, что он от меня хочет. Я ему говорю: «Я как христианин не имею права». Тогда он говорит: «Ты меня попомнишь. Я тебя сгною в штрафном лагере». Действительно, он уехал, через 3 дня пришел наряд такому-то в штрафной лагерь.
Приезжаю в штрафной лагерь, конвой меня заводит к начальнику лагеря. А там меня встречает один из тех курсантов, которых там я учил в числе преподавателей. Он меня встретил, к начальнику лагеря заводит: «Вот, я вам говорил, у нас там был чокнутый. Он все знает». И тут как раз звонок телефона. Звонит главный чекист по всему лагерю и говорит: «Там к вам пришел этот профессор, так вы смотрите его. Он хитрый, будет в зоне крутиться. Так помните: его только на общих работах на лесоповале».
Он положил трубку и говорит: «Слышите? Это о тебе говорят. Мне специальный дали наказ, чтобы я тебя только на общих работах». Да меня и прислали сюда для того, чтобы сгноить здесь. А этот говорит, который меня завел, руководитель работ из тех заключенных, что мы учили: «У него башка такая, что он…». Начальник стукнул по столу: «Ах так! Мы тоже чекисты. И нам важно, чтобы у нас производительность труда». Говорит своему заместителю: «Неделю на работы не выводить. А ты через неделю должен прийти и сказать, что ты придумал, чтобы наш лагерь прославился на весь Союз. Понял? Уходите!»
Я неделю не выхожу на работу. Я прихожу, мне по фамилии дают обед, ужин. Поместили меня в клетушке у входа в барак, но я уже пронес с собой маленькое Евангелие, микроскопическое, можно сказать, американского издания. Я читаю Евангелие, никуда не хожу. У меня нет ни карандаша, ни бумаги. На третий день пошел в нарядную и говорю: «Бумаги мне дайте, чтобы что-нибудь записать я мог». Дали мне карандаш, бумаги. На четвертый день я говорю: «Запишите меня в какую-нибудь бригаду, я посмотрю, что там делается». Записали меня, я вышел, посмотрел. Люди работают, шпалорезка работает, зашел в отделанную делянку, на пенек поднялся и молился: «Господи, вразуми меня, что я здесь должен сделать такого, чтобы и жизнь моя сохранилась, и чтобы я действительно мог что-то придумать для лагеря».
На следующий день пошел опять в нарядную, встретил того, кто учился у нас, и говорю: «Всё готово». Он обрадовался: «К начальству сейчас же». Начальник спрашивает: «Ну, что придумал?» — «Вот так и так». — «Может, тебе прикрепить двух-трех инженеров, чтобы тебе вычертили?» — «Нет, никаких инженеров не нужно. Только, если можно, школьную готовальню, чтобы окружности чертить». Он своему заместителю говорит: «Обеспечь его, чтобы все было. Кстати, что он все в тряпках ходит? Оденьте его в одежду первого срока». С меня сбрасывают одежду, в которой я прибыл, и дают мне одежду первого срока заключенного.
Я уже одет по-лагерному и числюсь здесь изобретателем. Я изобрел такое, что потом вызывают меня к начальнику и говорят: «Что нужно теперь?» — «Нужно, чтобы сделали. Как сделаете, будет все в порядке». Он говорит: «За этим не станет, у меня всех специальностей есть люди». Через месяц сделали они вагонетку, которую я проектировал. Приехали из управления руководители, и в журнале «Лесная промышленность» отпечатали нашу работу.
Лисогор был заместителем начальника лагеря по производству, сам КГБист, поэтому назвали изобретение, которое я внес, «Циркульная пила Лисогора». Ему по штату по лагерю объявили благодарность и премию 2000 рублей. Мне как заключенному, и я там прохожу как чертежник только, дали 50 рублей. Вот так у меня кончилась история с изобретательством.
Начальник лагеря говорит: «Мы будем строить производственное здание в зоне. Верхний этаж, четвертый, никем не занят. Я отвожу его тебе. Будешь там жить, на работу ходить не будешь. Только своей башкой думай что-то такое». Но Господь распорядился по-другому. Оказывается, я с этого лагеря должен был ехать в бухту Ванина. Так закончилась моя изобретательская миссия в Унженском лагере.
Никаких адвокатов
Там обычная лагерная атмосфера, КГБисты всегда, особенно к контрикам, каким был я, относились очень плохо. Они с нами не разговаривали иначе как без мата, как уголовники какие-то. А так они все покорялись только мудрости. Поэтому самое страшное, что, когда я уже был в каторжном лагере, то вольнонаемные КГБисты, их жены, офицеры приходили ко мне. Я заведовал клинической лабораторией и эпидемиологической, потому что среди местных врачей не было специалистов, которые могли бы эти лаборатории вести. А я же универсальный, я что угодно мог.
Даже сами КГБисты говорили, когда зашли разговоры, что какие-то дела пересматривают: «Вы пишите в верхи, мы дадим о Вас самые лучшие характеристики, и Вас освободить могут». И Вера Александровна прислала мне письмо: «Может быть, нанять какого-то адвоката, чтобы он поднял твое дело к пересмотру? Сейчас таких, как ты, пересматривают многих». Я ей написал: «Никаких мне адвокатов. Та воля Божья, которая меня посадила, она меня и выпустит».
— А были с кем-то дружественные отношения?
— С кем?
— В окружении в лагере.
— А как же. С заключенными. Католический священник, уходя из лагеря, надписал мне: «Дорогой Труханов Михаил, для почитания и научения».
— Вы рассказывали, что Вам как-то Пасху даже удалось отметить. Как это было? Все-таки заключение.
— Не забывайте, я кончал астрономический. Я могу рассчитать Пасху хоть на 100 лет вперед без календаря. Поэтому к пасхальному дню мы заранее готовились. Ко мне приходили, приносили яичко с воли, которое получили в посылке. Поэтому мы Пасху справляли по-настоящему.
— Собирались?
— Собирались.
— А лагерные начальники?
— Если бы поймали, нас бы в карцер обязательно. Но мы карцер избегали, конечно. Нам присылали посылки. Вера Александровна, например, прислала нам просфорочки к Пасхе, заранее освященные какие-то предметы. Это тоже было нам в подкрепление нашей духовности.
Даже мусульмане среди нас были. Когда у них кончалась ураза, они делали всеобщий обед для мусульман, но никого из других конфессий не брали, а брали только православных. Поэтому я всегда попадал за стол для христиан. Конечно, Христа они признают как одного из пророков, но Магомет для них выше. Поэтому они садились там, читали молитвы, мы здесь читали молитвы свои. Потом ели то, что нам давалось.
— Чем на Пасху разговлялись?
— Тем, что получали с воли как то, потому что никто нас не будет специальным яичком потчевать. То, что в посылках получали, попадало ко мне.
По особому распоряжению
— Вы вышли на волю. Ваши первые впечатления? Изменилась ли за 10 лет страна, отношения? Как к Вам стали относиться?
— Я вам даю свой молитвослов. Тут есть как раз по этому поводу. Сейчас я вам прочту.
Господи! На радостях полученной свободы из неволи душа моя стала как-то унылой и грустной. В суете начала новой страницы в жизни я перестал чувствовать, как бывало, близость Твою, Господи Христе! Господи! Будь со мною здесь, как был со мной там. Руководи мною здесь, как руководил там, во славу Твою. Аминь.
Вот молитва моя первая, когда я вышел оттуда.
— Второй срок за что был?
— У меня сроков не было, у меня подряд все шло. Выхожу на свободу юридически, а на самом деле меня оставляют в лагере до особого распоряжения. Значит, я в лагере живу как лагерник. Я не имею права выйти за околицу села, собрать зелень, ягодки или грибы, потому что это считается уже побегом. За нами следили, чтобы мы не бродили.
— До 50-го года Вы все по особому распоряжению числились?
— Да, все так. Вы вот со мной сидите и ничего не соображаете, потому что вы сидите с государственным преступником, оказывается. Я «руководитель» той группы, которая должна сбросить атомную бомбу на Кремль. И, знаете, с кулаками, с мордобоем ведется следствие надо мной. Мне грозит или 25 лет, или расстрел.
Когда я отказываюсь, они мне посылают «наседку». Знаете, что это такое? Наседка — это доверенный заключенный от КГБ. Он должен пожить со мной 2–3 дня и уговорить меня, что я должен все подписать. Он пришел и говорит: «Ты сидишь 12 лет, я сижу 7 лет, все равно нам выхода нет. В лагерях мы не пропадем с тобой. Подписывай все, и все в порядке». А я ему сказал: «Знаешь, я верю, что начальник следственного отдела, который меня ведет, не верит, что я государственный преступник. Он сам враг народа, скорее всего». Можете представить, какая реакция была его. Ему сказали, что он враг народа. Кто говорит? Один из заключенных. Разумеется, он сразу — смертный приговор в другом отношении. Выписывает мне за нетактичное поведение на следствии холодный карцер 5 суток: «Все равно подохнешь там». Оттуда не выходил никто после 5 суток. Вот отправили меня в холодный карцер.
Холодный карцер
Перед тем, как меня запустить, там шлангом с водой обливают камеру. Она моментально покрывается льдом. На стенках лед толщиной в палец. Все стены покрыты, пол покрыт. В полу каждые 15–20 см глубокие дыры. Оказывается, внизу стоит мощная холодильная установка, которая все морозит моментально. И там 5 суток я должен был сидеть.
В камере было тепло, где я сидел, пока следствие шло. Я, как был в гимнастерке и тапочках, так и пошел туда. Я не знал, что там будет такой карцер холодный. Я об этом узнал, когда у начальника тюрьмы был. Он говорит: «Распишитесь». Я расписался, и тогда спустили меня вниз, и я узнал, что такое холодный карцер.
прот. Михаил Труханов служит панихиду на Бутовском полигоне.
Гляжу, с отбоем на колесиках кровать ввозят. Кровать такая, что на ней три горбыля. Между ними дыры, чтобы продувало всегда, чтобы человек никогда не согревался там. Но я же христианин, и это мне помогло.
Я заметил, что каждый час меняются мои охранники, которые следят за мной. А каждые три минуты они заглядывают в окуляр, в дырочку. Мне сами охранники потом рассказали, что они должны вписывать в журнал, какое поведение заключенного, чем занят.
Я по камере восьмеркой хожу, чтобы голова не кружилась, потому что если я буду ходить по кругу, голова закружится, и я не смогу ходить. А следующий час я стою, пальцами к стенке. Пальцы пробуравливают лед и доходят до основания, до стены. Поэтому в следующий раз, когда я прихожу, там уже дырочки. Я в эти дырочки вставляю пальцы, и уже не тратится время на таяние.
Час хожу, час стою, с молитвой все время. Так проходят сутки, проходят вторые сутки. Мне дают утром кружку кипятка и пайку хлеба 300 грамм, в обед дают баланду на третьи сутки. А мне стали давать на вторые сутки. В ночь на вторые сутки открывается форточка, и охранник спрашивает: «Мужик, за что?» Я говорю: «Так и так, на 25 лет не стал подписывать». Он что-то нелестное пробурчал на адрес следствия. Оказывается, он был сочувствующий заключенным и знал, что многие заключенные сидят здесь просто так. Поэтому в конце вторых суток открывается форточка, и мне дают кружку кипятка и 300 грамм хлеба и вдруг баланду. Я говорю: «Мне не положено. Мне только на третьи сутки». Этот надзиратель говорит: «Мужик, тебе все положено». И они меня стали так кормить! Они мне 5 порций давали. Я съем одну, они мне: «Еще ешь, мужик! Тебе все положено».
— Батюшка, наверно, доходили до Вас слухи, кто-то говорил о том, что священников расстреливают?
— Мы сами это знали.
— Как Вы лично к этому относились?
— Сочувственно.
— При Вас таких случаев не было?
— Были. Я слишком мелкая сошка, обыкновенная пешка. Действительно, студент 4 курса. Чего он знает, болван такой? А вот этих надо было убрать. Они действительные враги народа. Пока они живые, они не дадут покоя. Они будут все время молиться и распространять христианство.
Во славу Божию, что мог, я делал, конечно. Не было ни одной компании заключенных, где бы я не говорил о Христе. Я всегда говорил о Христе, приводил ко Христу, как мог. Я видел в этом свою посильную задачу там. Посильную, потому что у меня других возможностей не было.
Какой из тебя священник?
— Вы освободились. Как пришла мысль рукополагаться? Тогда было очень сложно с этим. Нужно было закончить семинарию сначала.
— Тут-то я и должен вам сказать: я пошел к одному священнику в Елоховский собор. Его звали Николай Колхидский, и он заведовал как раз учебными заведениями — духовной семинарией и академией в Троице-Сергиевой лавре. Я пришел, но я забыл, что он стукач. Он стукачом был еще до того, как меня брали. Поэтому когда я заговорил с ним о том, что я хотел бы закончить семинарию, он мне сказал: «Ты работай, где будешь, а там будет видно. Что ты сейчас об этом говоришь?»
Я знал его еще раньше. Когда меня только арестовывали, я уже знал, что он стукач. Это длинная история. Я могу сказать, что когда меня допрашивали, я упоминал его фамилию, потому что я через него знакомился с христианством. Он мне указывал читать Евангелие от Марка, а там дальше будет видно. Он потому интересовался мною, потому что ему нужно было дать туда сведения. Поэтому когда я его упоминал, его не принимали во внимание, потому что это же их человек.
Он и здесь мне никакого ответа не дал. Я был у мамы, мама у меня в Туркестане в это время жила, и там я познакомился с теми лицами, которые переехали в Чернигов. Они сказали: «Мы с черниговским архиереем договоримся, чтобы он вас там рукоположил». Они знали, что я уже что-то знаю. Действительно, они переехали в Чернигов, и я получаю телеграмму «Приезжайте». Я приехал туда, там меня рукополагают. Одну службу я служил дьяконскую, раннюю литургию, а на позднюю меня уже рукоположили священником. Так что я стал священником. Но я не стал служить в Чернигове, и по направлению из Чернигова епископом я возвратился в Москву.
Тут я норовил куда-то поступить, но, как только узнавали, что я где-то рукоположился, тем более, что у меня образования никакого не было официального… И священники, и архиереи были стукачи. Был такой Киприан, он на меня с кулаками, так что ничего у меня не вышло со священством. «Занимался ты своей астрономией, ну и хорошо. Занимался ты своей медициной, и хорошо. Иди куда хочешь, только не священником. Какой из тебя священник?»
Я спрашиваю: «Когда к Вам прийти?» — «А нечего тебе делать у меня. Никогда не приходи». И вот таким образом, я — священник, а нигде не служу. Выгнали меня архиереи. А в конце года меня вызывают к Патриарху Алексею I, и он из меня сделал священника по-настоящему. Он меня расспросил, кто папа, кто мама, и решил меня к себе взять в Переделкино, в свою резиденцию.
Переделкино
Там 4 священника — архимандрит и 4 со значками академическими — и я с ними. Я служу раннюю литургию и на поздней литургии я вместо архимандрита говорю слово, потому что у этого архимандрита не было благословения говорить слово. Патриарх о нем так сказал: «Он хороший священник, но он не мастак слово говорить, поэтому я посчитал нужным ему запретить. Он всегда начинал слово, но никак не мог кончить». Поэтому я слово говорил и за ранней, и за поздней литургией.
На Пасху Патриарх устраивал пасхальное чаепитие и раздавал нам свои писаночки. Это украинские яйца, расписанные монахинями. Они получали 2 корзины, и он раздавал среди своих. Вот он этими писанками и нас раздаривал. И тут задает вопрос: «Какие вопросы?» Были вопросы, а я ему говорю: «Ваше Святейшество, да у меня никакого духовного образования нет». Он говорит: «А на кой-оно тебе?» Я говорю: «Да мне оно не нужно, да вот братья все образованные, академики, кандидаты богословия» Он говорит: «Ах, так? Тогда иди, сдавай». Я пошел сдавать. Я семинарию сдал за 2 дня: в первый день 13 предметов, во второй день 7. И первый курс академии за один день я сдал.
А потом пришел к Патриарху: «Ваше святейшество, в академии греческий язык преподается и еврейский». Греческий я знал, азбукой греческого языка мы называем звезды первой величины в астрономии. А еврейский я никогда не видывал. Я говорю: «Если благословите, буду сдавать за академию». Он: «Нет. Понюхай, чем там пахнет». И вот тогда я нюхал там второй курс, третий и четвертый очно, пока не получил соответствующий значок кандидата богословия. Вот так сделал меня Патриарх Алексей I священником по-настоящему.
Надо не забывать, что власть в то время была у КГБистов и у партийцев, поэтому практически все настоятели того времени были стукачами.
— Только в Москве или вообще в России?
— Я знаю по крайней мере тех, с кем я сталкивался в Москве и в Подмосковье. Прихожу я получать регистрацию, имея назначение от Патриарха или митрополита. Приходит староста получать меня (тогда староста главным лицом был). Уполномоченный говорит: «Ты знаешь, какого ты гуся к себе берешь? Он 15,5 лет провел с урками, с заключенными. Он с убийцами сидел. Смотри, чуть что — сразу докладывать будешь». С такой аттестацией я приходил куда-то на приход служить как священник, поэтому мне хода нигде не давали. Меня к стукачам переводили, чтобы контроль был все время надо мной.
Позор катакомб
— Я читала у Серафима (Роуза), что во время войны, после войны была катакомбная церковь.
— Туда шли только те лица, которых нужно было выгонять из православной патриаршей церкви.
— Почему?
— Они были либо пьяницы, либо еще какие-то страшные. Порядочный православный священник патриарший никто туда не пойдет. Я считал бы за позор, если бы меня туда послали.
— Я просто слышала, что они считали, что за катакомбной церковью будущее. Они не верили в патриаршую церковь.
— Это все только россказни, чтобы завлечь. Действительно, туда уходили самые негодные священники, которым либо здесь не давали ходу, либо просто за свое поведение. Или пьяницы, или развратники. Их отсюда гнать нужно было, они сами уходили, слава Богу. Никакой цены нет этой катакомбной церкви.
— Как у Вас складывались отношения с прихожанами, если Вас часто туда-сюда переводили?
— Прекрасные отношения с прихожанами были. Всегда самые хорошие, потому что тут всё зависит от священника. Если я на этом месте буду все время вас призывать ко Христу, что вам еще нужно? Вы не будете допытываться, сколько я сидел, с кем я сидел. Вас интересует только, как спасаться. А уж по этой части я был более опытный, чем кто другой. Так что всегда были очень хорошие отношения с прихожанами.
Я, столько лет пробывший в лагерях, с благодарностью Богу говорю, что в тюрьме, что в Кремле важно мне, чтобы с Тобою, Господи, быть. Если будет со мною Христос, что мне нужно еще? Одна радость и будет. Будет Христос со мною, будет всегда верный путь, самый правильный.
Подробнее: http://www.pravmir.ru/i-v-tyurme-so-xristom/#ixzz2qwE1rXfu
Слово Твое - светильник ноге моей и свет стезе моей. Пс.118:105
Более подробную информацию вы можете получить ЗДЕСЬ
http://www.kistine1.narod.ru
|
| |
| |
| Игнатий_Лапкин_(ИгЛа) | Дата: Понедельник, 20.01.2014, 21:37 | Сообщение # 15 |
|
Супер главный
Группа: Главный Администратор
Вера: Православный христианин
Страна: Российская Федерация
Регион: Алтайский
Город: Барнаул
Сообщений: 7670
Награды: 32
Репутация: 30
Статус: Offline
| В этой биографии есть весьма смущающие моменты.
Как могли такого принять и при патриархе советском Симанском, пропитанным сергианством? И когда говорится, что православные не были сексотами – вот как раз наоборот и было.
И самое обличающее этого человека есть его обвинение катакомбной церкви, что такие там были пастыри бесчестные. Как раз и совершенно наоборот – с больной головы на здоровую валит.
Судя по речи, он работал и, может быть, предавал, катакомбных.
Пс.118:113 – «Вымыслы человеческие ненавижу, а закон Твой люблю».
Более подробную информацию вы можете получить ЗДЕСЬ
http://www.kistine1.narod.ru
|
| |
| |
| Иулия | Дата: Понедельник, 20.01.2014, 22:18 | Сообщение # 16 |
|
Супер главный
Группа: Администратор
Вера: православная христианка
Страна: Российская Федерация
Сообщений: 2023
Награды: 14
Репутация: 64
Статус: Offline
| Эти же мысли возникли при прочтении.
Слово Твое - светильник ноге моей и свет стезе моей. Пс.118:105
Более подробную информацию вы можете получить ЗДЕСЬ
http://www.kistine1.narod.ru
|
| |
| |
| Игнатий_Лапкин_(ИгЛа) | Дата: Четверг, 23.01.2014, 18:27 | Сообщение # 17 |
|
Супер главный
Группа: Главный Администратор
Вера: Православный христианин
Страна: Российская Федерация
Регион: Алтайский
Город: Барнаул
Сообщений: 7670
Награды: 32
Репутация: 30
Статус: Offline
| 
Арест смотрящего за Россией Саида Амирова
Максим шевченко о Саиде Амирове
Эксклюзивное интервью арестованного экс-мэра Махачкалы из тюрьмы
Басманный суд Москвы 4 октября принял жалобу адвокатской группы, работающей по делу Саида Амирова и вице-мэра Каспийска Юсупа Джапарова, на возбуждение уголовного дела по подозрению в причастности махачкалинского градоначальника к организации теракта с использованием ПЗРК. По мнению адвокатов, обвинение в теракте необоснованно. Суд принял решение удовлетворить ходатайство адвокатов, которые настаивали на том, чтобы следователи предоставили полный комплект документов, на основании которых было возбуждено дело.
Напомним, в июне в Махачкале по подозрению в организации убийства следователя Арсена Гаджибекова был арестован бывший мэр города Саид Амиров, лидер «Единой России» в республике. Его вывезли из республики на военном вертолете в Москву, где делом занялся Басманный суд. Амиров считался одним из тяжеловесов дагестанской политики – 15 лет он контролировал не только столицу, но и другие районы республики. Защита Амирова вскоре объявила, что обвиняемый находится при смерти, а силовики вместо лечения тайно перевозят его из одного столичного следственного изолятора в другой, но во ФСИН опровергли это.
Мэра столицы Дагестана, в прошлом лидера городского отделения «Единой России» обвинили в покушении на жизнь некого государственного деятеля с использованием ни много ни мало – зенитно-ракетного комплекса «Стрела-2М». Дело о подготовке к теракту и незаконном обороте оружия возбуждено в отношении самого Амирова, бывшего помощника прокурора города Хасавюрт Магомеда Абдулгалимова и заместителя главы города Каспийска Юсупа Джапарова.
Slon публикует эксклюзивное интервью арестованного экс-мэра Махачкалы Саида Амирова из тюрьмы.
– Что вы можете сказать по существу предъявленных вам обвинений?
– Я категорически отрицаю свою виновность. Я не имею никакого отношения к убийству следователя Гаджибекова, которое мне пытаются приписать. У меня не было никакого мотива для совершения этого преступления. Даже чисто теоретически я не могу найти никакой логики в том, что можно убить человека за попытку провести какой-то обыск в одном из подразделений администрации. Сегодня один пришел с обыском, завтра другой, послезавтра третий, что же, их всех убивать, что ли?
Это просто нелепо. У меня не было причин опасаться каких-либо обысков. Я всегда был открыт сотрудничеству с правоохранительными органами, поскольку мне скрывать нечего. У нас в администрации регулярно случались серьезные плановые проверки со стороны республиканской прокуратуры, а также бывали комиссии Счетной палаты, налоговой инспекции и разных других контролирующих органов, поднимались все документы, но никаких отрицательных моментов обнаружено не было. У нас всё и всегда было прозрачно. Если правоохранительные органы действительно хотят найти истинных виновников гибели Гаджибекова, то, заподозрив в причастности меня, они взяли ложный след.
Что же касается свежего обвинения в том, что якобы я где-то хранил ПЗРК и хотел сбить пассажирский самолет с каким-то чиновником, то эта сказка уже вообще из разряда научной фантастики. Я даже не могу серьёзно это комментировать. Если где-то у кого-то в Дагестане нашли схрон с оружием, то это вовсе не означает, что я имею к нему какое-либо отношение. Как-то у нас в Дагестане ходил слух, что, наоборот, меня хотели сбить, если бы я находился на борту самолёта.
Поэтому я передвигался в основном на машине. Я и мысли не допускал, что кто-то из-за меня мог пострадать, тем более невинные пассажиры. А тут вот всё с ног на голову перевернули. Я ответственно заявляю, что всё это ложь от начала и до конца. Просто обвинение в попытке совершить теракт нужно, чтобы усугубить моё положение, изменить мой статус на максимально одиозный. Конечно, я возмущён.
Я всю свою жизнь боролся с террористами, экстремистами, даже был награждён ФСБ за эту деятельность, а теперь на меня вешают такое дикое обвинение. Просто сейчас поставлена задача оклеветать, оговорить, опорочить меня перед высшим руководством страны. Вот и появляются эти уголовные дела.
– Но кто в этом заинтересован?
– В моём устранении с политического и экономического пространства Дагестана были заинтересованы разные силы. Есть различные кланы, различные группы, объединённые по политическим и экономическим интересам. К тому же есть ряд политиков и бизнесменов извне, которые прямого отношения к республике не имеют, но хотели играть здесь свою игру.
Я некоторым из них был неудобен просто потому, что оказывал большое влияние на общественно-политическую, экономическую жизнь республики в целом. Ведь за долгие годы руководящей работы я завоевал авторитет в Дагестане. С моим мнением нужно было считаться. Так что за моим делом прослеживается совокупность различных интересов.
Сейчас я не готов озвучивать персоналии всех участников интриги против меня. В отличие от тех деятелей, которые не стесняются грязно клеветать в мой адрес, у меня есть понятия о чести и достоинстве. Когда у меня к кому-то появлялись претензии, я приглашал этого человека к себе и высказывал все прямо в лицо, подлостями не занимался. Но я убеждён, что в конце концов время, история, народ расставят правильные акценты, всё встанет на свои места, станет ясно, кто был прав, кто виноват, кто герой, а кто преступник.
– Cразу после задержания вы заявили, что считаете своё дело «политическим и сфабрикованным». Вы хотите сказать, что кто-то опасался вас как серьёзного конкурента на президентских выборах в Дагестане?
– Я и сейчас абсолютно убеждён, что это политическое, сфабрикованное дело. Меня хотели устранить как сильного политического соперника. Теоретически, если бы выборы в Дагестане были прямыми, я имел все шансы стать главой республики. И в случае внесения моей кандидатуры в парламент на голосование я мог набрать подавляющее число голосов, поскольку более половины членов Народного собрания Дагестана поддерживали мою политическую линию и считались моими сторонниками.
Но хочу подчеркнуть, что я никогда бы не пошёл наперекор позиции Кремля в вопросе выбора главы республики. Я много лет спокойно работал с теми президентами, которых утверждало руководство страны, и делал бы это дальше.
– Не было ли у вас какого-либо конфликта с Рамазаном Абдулатиповым?
– Когда в феврале 2013 года Рамазан Абдулатипов был назначен врио главы республики, у нас состоялась встреча, на которой я сказал, что он может всецело рассчитывать на мою поддержку. Тогда мне показалось, что наша беседа прошла в конструктивном русле, мы нашли понимание по всем вопросам. Я заверил его, что для решения поставленных задач по ускоренному развитию и стабилизации общественно-политической ситуации в Дагестане будет использован весь экономический и человеческий потенциал столицы.
В марте мы с ним перерезали красную ленту на торжественном открытии завода по производству газобетонных блоков, это был один из самых крупных инвестиционных проектов, реализованных в Махачкале в последнее время. Так что конфликта не было, по крайней мере, открытого. Со своей стороны я никогда не проявлял к господину Абдулатипову какого-либо неуважения, да и он в лицо мне ничего плохого не говорил. Даже однажды как-то поделился, что вот, мол, многие советуют ему меня убрать с должности, потому что в противном случае он якобы не сможет нормально работать. А врио им ответил, что мы с ним вместе будем работать.
– Но если вы не оспаривали решение Кремля в вопросе выбора кандидата на пост президента Дагестана, не переходили дорогу новому назначенцу и не имели никаких конфликтов с федеральным центром, то почему вы видите в своём деле политическую подоплеку?
– Я называю его политическим в широком смысле. Дело даже не в том, что я мог составить серьёзную конкуренцию любому дагестанскому политику на президентских выборах, просто, повторюсь, степень моего влияния в республике была очень высока.
А здесь, видимо, потребовалось расчистить политическое пространство под новую команду, которая не ощущала себя достаточно комфортно и вольготно в моём присутствии. Без меня проще осуществить передел сфер влияния в республике. Вот и нашли повод, чтобы удалить меня из политического поля, потеснить позиции на экономическом пространстве. Поэтому, думаю, я вдруг «внезапно» оказался в числе обвиняемых по уголовному делу. Там всё шито белыми нитками, масса противоречий.
– В чём они заключается, по вашему мнению?
– Сначала представители Следственного комитета заявили, что якобы они два года собирали против меня какие-то улики и обладают «неопровержимыми доказательствами» моей вины, а сейчас говорят, что доказательства нужно ещё несколько месяцев собирать.
Я четвёртый месяц сижу в СИЗО, но меня даже следователи не допрашивают, вообще никак со мной не работают по делу. Я прошу, чтобы хотя бы очную ставку мне с кем-нибудь устроили, хочу посмотреть в глаза тому человеку, который даёт на меня какие-то показания, но нет, ничего не происходит. У меня вообще изначально складывается впечатление, что СК выполняет заказ моих политических оппонентов.
Я общаюсь со своими адвокатами, они мне рассказывают много чего интересного по моему делу. Например, недавно Константин Мудунов – адвокат боевика Сиражудина Гучучалиева, который, как утверждали следователи, дал на меня некие показания, на пресс-конференции в Дагестане заявил, что его подзащитный никаких показаний на меня вообще не давал.
Этого боевика просто мучают, выбивают из него «нужные» показания. При задержании ему ноги прострелили. Затем в Дагестане убили его отца Магомеда Гучучалиева, он руководил адвокатской коллегией «Кавказ». Скорее всего, он стал жертвой во всей этой истории. У нас есть основания полагать, что на него тоже оказывалось давление, чтобы он убедил сына дать на меня показания, а он отказался.
Мои адвокаты также располагают достоверной информацией, что Магомеда Абдулгалимова, бывшего помощника прокурора Кизляра, так называемого Колхозника, который был задержан в рамках моего дела и якобы пошёл на сделку со следствием, страшно пытали током. Вот на таких показаниях, выбитых дубинками и током, и строится обвинение против меня. Таким способом можно обвинить кого угодно в чём угодно.
В начале июня был убит директор детско-юношеской муниципальной спортивной школы имени Бузая Ибрагимова известный спортсмен, президент федерации М-1 Дагестана Мусаил Алаудинов. Так в прессе меня тоже попытались обвинить в этом. Это меня просто шокировало. Я очень тяжело воспринял известие о гибели Мусаила. Он был мне как сын. В 2009 году мы с ним основали клуб по смешанным единоборствам «Горец», я помогал, чем мог, поддерживал ребят. Многие воспитанники клуба добились больших успехов, стали чемпионами России, мира. А потом какие-то сволочи расстреляли Мусаила.
Его близкие говорят, что спустя несколько дней после моего ареста ребята на выступлениях в Ингушетии публично высказались в мою поддержку, к явному неудовольствию представителей новой дагестанской власти. И вот случилась эта трагедия. Мусаилу было всего 35 лет, вся жизнь впереди, он был очень перспективный, целеустремленный, порядочный молодой человек.
– Я слышала, что у вас серьёзные проблемы со здоровьем. Как вы себя чувствуете?
– Вы ведь знаете, что на меня было совершено пятнадцать покушений. Во время одного из них, более двадцати лет назад, я был тяжело ранен. Пули изрешетили всю мою машину, в результате у меня был повреждён позвоночник. Я тогда чудом выжил, перенёс несколько сложных операций. В итоге у меня парализованы ноги, произошла атрофия спинного мозга, в связи с чем нарушена работа многих внутренних органов. Я не просто не могу стоять, ходить, но даже сидеть мне тяжело из-за атрофии мышц.
Я не в состоянии самостоятельно себя обслуживать, поэтому, естественно, находясь в камере, я испытываю сложности. К тому же у меня гепатит С, серьёзные проблемы с кишечником, заболевания по части урологии, сахарный диабет в тяжёлой форме, я зависим от инсулина.
Дома я много работал над собой, чтобы поддерживать свои силы: каждый день по несколько часов занимался спортом, делал упражнения со штангой, гантелями, после рабочего дня плавал. Рядом всегда были близкие, медицинский персонал, всего два-три человека, но они круглосуточно мне помогали. В результате, несмотря на все мои проблемы со здоровьем, я имел возможность полноценно работать.
Просто нужно было поддерживать форму, вовремя устранять возникающие проблемы, заниматься профилактикой, что я и делал. Здесь такой возможности нет. Но я постоянно говорю своим адвокатам, что не надо делать акцент на этом, у меня есть сердце и голова, и я ещё послужу своей Родине, и послужу достойно.
– Почему вас не удовлетворяют условия содержания? Как к вам относятся сотрудники СИЗО?
– Вы знаете, тут и здоровые люди не выдерживают, а мне, конечно, гораздо труднее, чем им. Всё-таки мне нужна элементарная помощь со стороны, здесь её я получаю не в полном объёме и с задержкой. Адвокаты просили, чтобы меня хотя бы перевели под домашний арест. Всё-таки в кругу родственников мне было бы легче поддерживать здоровье.
А если я буду себя нормально чувствовать, то, думаю, и для следствия буду более полезен. Я дважды прошёл медицинское обследование под контролем ФСИН. Все врачи при личном общении выражали мне искреннее сочувствие, но потом в медицинском заключении писали то, что им говорили сверху. На них оказывалось давление. В итоге выносились решения, что я могу содержаться в СИЗО. Пока московский суд отказывается удовлетворить просьбу моих адвокатов об изменении для меня меры пресечения. Они обратились в Европейский суд по правам человека. В Страсбурге моё дело рассматривается в особом порядке.
Другими словами, мне, как и, наверное, всякому человеку в заключении, несладко. Но если те, кто решил упрятать меня за решётку, думают, что им удастся меня морально сломать, используя мои проблемы со здоровьем, то я их разочарую. Они меня плохо знают. Я в тюрьме, но я не сломлен.
– Говорят, вас посещал уполномоченный по правам человека в РФ Владимир Лукин и ряд правозащитников. Они вам как-то помогли?
– Я очень благодарен всем, кто проявил ко мне внимание, но пока никакого прогресса нет.
– Вокруг вашего имени очень много слухов. Один из них – будто бы вы как-то контактировали с боевиками. Чем вы это можете объяснить?
– Эти слухи нередко запускались моими политическими оппонентами. У них была одна цель – как-то меня дискредитировать. Я знаю, что против меня работали журналисты, которых специально нанимали, чтобы формировать мне в СМИ зловещий имидж. У нас в республике многие занимались информационными войнами, чтобы решать те или иные вопросы. На Кавказе сарафанное радио любую информацию может довести до абсурда, можно кого-то в чём-то убедить или посеять вражду. Многие этим пользовались, играли свою игру. А мне даже на опровержения времени было жалко, потому что часто все, что обо мне писали, было просто невероятной глупостью.
Как-то появился слух, что чуть ли не у меня дома живёт лидер бандподполья. Мне кажется, в такое может поверить только полный идиот. Эти бандиты ненавидят меня. Я их злейший враг. Я ведь вырос в советское время и никогда не понимал и не принимал идей радикального ислама. Я даже выступал против того, чтобы бандитов поголовно амнистировали. Это ведь сейчас часто происходит. Они сначала бегают по лесам, а потом вдруг становятся мирными гражданами. Я не понимаю, как можно им доверять.
Я как мэр всегда был заинтересован в развитии малого и среднего бизнеса в Махачкале, а экстремисты в этом плане очень мешали. Они ведь по всей республике собирают так называемый «налог на джихад», по сути, просто рэкетируют предпринимателей, чиновников, прикрываясь цитатами из Корана, подкидывают им флешки с угрозами и требованиями. Многие люди им платят, боятся расправы. А я им никогда не платил и предпринимателей многих от бандитов защищал. Когда меня задержали, родственники сказали, что «лесные» в интернете разместили видео, в котором благодарят Аллаха за то, что меня арестовали. Так что спецслужбы наши подарок им сделали.
В общем, я не считал важным пиариться, как это делают многие политики. Думал, что важнее реальные дела. Только вот сейчас понимаю, что, наверное, в Москве был недостаток объективной информации о ситуации в республике и конкретно обо мне. Ведь если на моё задержание посылается целая армия с боевыми вертолётами и вооружёнными спецназовцами, то, скорее всего, люди просто не знают реального положения вещей, абсолютно не понимают, что я собой представляю. Я явился бы к следователям по первому требованию, им стоило просто набрать мой телефонный номер. Не было никакой необходимости устраивать этот спектакль.
– Вы переживаете, что вас временно отстранили от занимаемой должности?
– Да, переживаю, но не из-за того, что лишился статуса мэра. Просто за дело душа болит, за людей, с которыми я работал. Я занимал кресло главы администрации Махачкалы с 1998 года, когда впервые победил на выборах, и, на мой взгляд, за 15 лет многое сделал для развития дагестанской столицы. Город сильно изменился в лучшую сторону. Люди едут в Махачкалу, хотят тут жить, работать, учиться, делать бизнес. Это хороший показатель. Всего за сорок дней до ареста я был признан Министерством регионального развития РФ лучшим мэром России, получил диплом за 1-е место. Правительством были отмечены мои достижения в экономической, хозяйственной сфере, в развитии социальной инфраструктуры.
При мне Махачкала из города с дотационным на 88% бюджетом стала городом-донором, мы питали экономику всей республики. Ежегодно я собирал почти 20 млрд рублей налогов, при том что ¾ экономики всего Дагестана находится в тени. Я даже разработал целую стратегию преобразования экономики республики из дотационной в бездотационную. Я знаю, что многие дагестанские политики рассказывают СМИ о своих экономических программах. Но, на мой взгляд, все их программы можно осуществить только в теории. В то время как за моими плечами немалый практический опыт хозяйственной работы и управления на региональном уровне.
Если честно, надоело сидеть без дела. Я ведь вел очень активный образ жизни, очень много работал. В Махачкале у меня каждый день приемная была полна людей разных национальностей, разных вероисповеданий, разных возрастов, с разными проблемами, мне приходилось сталкиваться с человеческим горем, слезами, какими-то тупиковыми ситуациями. Я старался каждому помочь, радовался, когда это удавалось. Потом, я постоянно был погружен в хозяйственные дела, нужно было решать миллион вопросов, связанных с водоснабжением, канализацией, строительством.
Я хорошо освоил компьютер, почти не расставался с планшетником, и все процессы у нас в администрации были компьютеризированы. Это позволяло нам выполнять большой объем работы. Ежедневно ко мне на имейл приходили десятки сообщений от жителей города. Каждый человек имел возможность обратиться ко мне напрямую, сказать о какой-то проблеме, а я тут же по интернету отдавал своим сотрудникам соответствующие распоряжения и ставил все на контроль.
Не так давно я запустил строительство города-спутника «Лазурный берег». Махачкала была рассчитана максимум на 300–350 тысяч человек. Ресурсы города не безграничны. А за последнее время население значительно выросло, цифры стремятся к 800 тысячам, стало не хватать детских садов, школ, больниц. Вот я и задумал «Лазурный берег» – масштабный проект с прекрасной современной инфраструктурой на 80 тысяч жителей, который дал бы работу и кусок хлеба тысячам дагестанцев.
Этот проект должен был стать логическим финалом огромной работы, которую я проделал, чтобы там появился новый, красивый город. Я привлек к сотрудничеству местных дагестанских и иностранных предпринимателей, специалистов. Теперь мне сообщают, что все, конечно в недоумении, в шоке, особенно иностранные партнеры. Они же пошли на сделку под мои гарантии, под мое слово, у меня в Дагестане репутация человека слова и дела, а теперь что? Думаю, после истории с моим задержанием иностранные предприниматели будут бояться связываться с Северным Кавказом.
– Если все-таки рассматривать дело как некий политический заказ, то это может означать, что вы вдруг стали не нужны системе. Вы не думали, почему это случилось?
– Я всегда считал себя государственником, проводником воли федерального центра в Дагестане и за долгие годы руководящей работы ни разу Москву не подвёл. Даже когда меня арестовали, я думал не о себе, а об интересах республики, государства. Тогда мои сторонники хотели собрать многотысячный митинг в Махачкале, и поверьте, если бы я дал добро, там стояли бы десятки и сотни тысяч дагестанцев, но я категорически запретил им это делать, чтобы никто не подумал, что я хочу повлиять на результаты выборов или как-то дестабилизировать обстановку в республике. Я считаю, это просто недопустимо, особенно в преддверии Олимпиады в Сочи, когда на кон поставлена честь страны. Когда на Кавказе собирается много людей, то одна провокация или неосторожное слово может обернуться большими проблемами, дело может кончиться кровью.
Я этого не хочу.
Я всегда защищал интересы России. У меня ведь неслучайно есть множество государственных наград, включая орден за Заслуги перед Отечеством IV cтепени. Когда в 1998 году в Дагестане случилась попытка государственного переворота, и на здании Госсовета был водружен зеленый исламский флаг, я в отсутствие главы республики лично организовал защиту мэрии и других значимых объектов от агрессии экстремистов.
Я отстаивал конституционный строй и в 1999 году во время вторжения в Дагестан группировки Басаева и Хаттаба. Тогда я сформировал крупную интернациональную бригаду из числа своих избирателей и лично командовал ополчением, помогал российским военным во главе с генералами Трошевым, Казанцевым, Шамановым в проведении контртеррористической операции. Махачкалинское отделение «Единой России», которое я, по сути, основал, в Москве всегда было на хорошем счету.
Я всегда старался помогать представителям русскоязычного населения в Дагестане, реставрировал и строил православные храмы. Памятник русской интеллигенции несколько лет назад поставил в центре города в лице русской учительницы, чтобы дагестанцы помнили, что именно русские принесли нам образование, культуру, этику. Сколько раз за эти годы ко мне обращались русские из разных районов республики: «Помоги, Саид Джапарович, нас обижают или что-то отнимают». Я никому не отказывал, всегда всех защищал, сам приезжал или посылал туда людей, чтобы разобраться. Тогда я был хороший, а теперь вдруг стал плохим. Я считаю, что ничем не заслужил эту физическую и моральную экзекуцию, и надеюсь, что правосудие в конечном итоге восторжествует.
Повторюсь, я отрицаю свою вину. По каждому пункту обвинения я готов ответить, окажу содействие следствию, если это необходимо. Я бы хотел обратиться к президенту России Владимиру Владимировичу Путину с просьбой взять моё дело под личный контроль и не доверять той клевете, которую обо мне распространяют. Я не хочу говорить много громких слов о том, как я уважаю президента, думаю, он это знает. Я долгие годы доказывал то, что являюсь сторонником его политики, не на словах, а на деле. Я всегда верил и продолжаю верить в него.
Автор: Елена Самойлова
Пс.118:113 – «Вымыслы человеческие ненавижу, а закон Твой люблю».
Более подробную информацию вы можете получить ЗДЕСЬ
http://www.kistine1.narod.ru
|
| |
| |
| Игнатий_Лапкин_(ИгЛа) | Дата: Понедельник, 27.10.2014, 19:36 | Сообщение # 18 |
|
Супер главный
Группа: Главный Администратор
Вера: Православный христианин
Страна: Российская Федерация
Регион: Алтайский
Город: Барнаул
Сообщений: 7670
Награды: 32
Репутация: 30
Статус: Offline
| Интервью перед казнью
http://youtu.be/TfSDrDwRXMs
http://www.youtube.com/watch?v=TfSDrDwRXMs
Пс.118:113 – «Вымыслы человеческие ненавижу, а закон Твой люблю».
Более подробную информацию вы можете получить ЗДЕСЬ
http://www.kistine1.narod.ru
|
| |
| |
| Игнатий_Лапкин_(ИгЛа) | Дата: Четверг, 30.10.2014, 12:07 | Сообщение # 19 |
|
Супер главный
Группа: Главный Администратор
Вера: Православный христианин
Страна: Российская Федерация
Регион: Алтайский
Город: Барнаул
Сообщений: 7670
Награды: 32
Репутация: 30
Статус: Offline
| Перевозка и конвоирование осужденных в самолетах.
http://www.youtube.com/watch?v=Jj885AT9JSM
Пс.118:113 – «Вымыслы человеческие ненавижу, а закон Твой люблю».
Более подробную информацию вы можете получить ЗДЕСЬ
http://www.kistine1.narod.ru
|
| |
| |
| Иулия | Дата: Пятница, 14.11.2014, 23:06 | Сообщение # 20 |
|
Супер главный
Группа: Администратор
Вера: православная христианка
Страна: Российская Федерация
Сообщений: 2023
Награды: 14
Репутация: 64
Статус: Offline
| Духовно-назидательный журнал Союза церквей евангельских христиан-баптистов "Вестник истины",№1, 1986 г. Выдержки из писем узника Р. Д. Классена
«Только вБоге успокаивается душа моя... Только Он — твердыня моя, спасение мое, убежище
мое не поколеблюсь более» (Пс. 61, 2—3). В жизни каждого человека есть день ичас, когда испытывается основание его веры. И благо тому, кто от души может
сказать «Только Он —твердыня моя... не поколеблюсь!»Заключенныепросили меня рассказать о моей вере, на чем она основана.Один из них сказал,
что современный человек потерял все и не верит ни во что. Другой заявил, что он
верит только в государственный казначейский билет; там, где есть деньги,—там
жизнь, там благо. А я вспомнил свое детство, когда деньги пачками валялись на
улице и мы пинали их, как мусор, потому что они обесценились после реформы. Счастлив я сегодня, но не от того, чтопосле суда не конфисковали мое имущество (его в моей семье не так уж и много
было). Сегодня я счастлив и мне тепло на душе оттого, что есть у меня много
верных друзей. Знаю, что каждый из них хотел бы облегчить мои страдания,
дополнить радость. Даже дети дошкольного возраста на листочке бумаги очерчивают
свои ручонки и просят своих родителей написать, что они молятся об узниках.
Конечно, тепло становится от таких писем, душа тает как воск, и льются слезы
умиления. Вот почему я счастлив при любых обстоятельствах. Трудности есть,
особенно для ветхого «адама». Вспоминаю слова мальчика, которыйехал с отцом по дороге, а с обеих сторон стояли высокие тополя «Папа, нам не проехать дальше! Впереди деревья сходятся!» —«Сын мой! Как только подъедем ближе, деревья раздвинутся!» Получил письмо со стихом утешения «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла...»(Пс. 22, 4).Должен сказать, что с тех пор как я услышал эти слова от моего дяди
на суде в 1963 году (Вибе Отто Петрович, умер в лагере в 1964 г.),— они служат
для меня лучезарной звездой. Эти слова и я хотел сказать в своем последнем
слове на суде, но мне не дали. Находясьв тюрьме, где смерть не раз бросала свою тень намой путь, чтобы устрашить меня,
я уповал на эти слова «Ты со мною, Твой жезл и Твой посох— они успокаивают меня». Пишут мне «Когда огорченье ты встретишь в пути... Христу сокрушенье излейты в тиши...» Этой тишины здесь найти трудно. В секции живут150 человек! Радио
не умолкает с подъема и до отбоя; на улице также везде прикреплены
громкоговорители. Даже после отбоя люди постоянно ходят кто в туалет, кто в курилку. Так чтопомолиться «закрыв за собой дверь» —о такой возможности не может быть и речи. У
Иисуса Навина, когда он сражался с Амаликом, тоже такой возможности не было. Нозато у Моисея, Аарона и Ора она была, и при обоюдной поддержке Израиль
победил.«...Любящим Бога... все содействует ко благу» (Рим. 8, 28). Когда-то я
на эту тему проповедовал, а теперь Дух Святой производит во мне определенную
работу, из камня высекает Свой образ...«Нечестивыеподстерегают меня, чтобы погубить; а я углубляюсь в откровения Твои» (Пс. 118,
95). Когда Христос рассказал ученикам о предстоящих страданиях, то 70 из них
отошли. Апостола Павла оставляли одного в страданиях, один Лука был с ним. Разве
те, которые сегодня отрекаются от узников, делают не то же самое?
...Обстоятельства мои мало сулят радости, но когда я все неприятности кладу на
одну чашу божественных весов, а на другую — все Божьи обетования, то мои
страдания оказываются ничтожными по сравнению с той славой, которая откроется в
вечности, и я не могу не радоваться в моем Господе.
...Невыполняющим норму разрешили оставаться после работы, и многое утряслось. Хожу
на завтрак, получаю порцию хлеба и даже «ларек», который раньше отдавал за
сетки. Не знаю по какой причине, но «деревья раздвинулись».
Не смущайтесь, что меня показывали по телевизору. Бог может и это обратить в
добро. Лично меня это радует, как радовало и Апостола Павла, когда некоторые
притворно проповедовали Христа, думая этим увеличить тяжесть его уз.Однаждыгазета с клеветнической статьей о верующих попала в руки продавца. В газете был
указан адрес верующих. Женщина-продавец хотела посмотреть правду ли пишут в статье. Пришла насобрание, уверовала, оставила прежнюю работу и сама стала свидетельствовать о
Христе другим.
Передо мной лежит открытка, присланная моими друзьями на ладони спокойно сидит птенец, авнизу слова «Ты не можешь упасть ниже, чем во всемогущиеруки Божьи». Конечно, от такого ободрения я пою «Пусть буря бушует...»
...Я не могу участвовать с вами в Вечере в страстной четверг, не имею возможности
присутствовать на богослужении в пятницу, когда читаются повествования о
страданиях и смерти Господа, но утешаюсь тем, что у вас — теория, а у меня —
практика.
Я не могу совершать видимую заповедь, но участвую в страданиях Христовых, а это
— тоже счастье. Оно, конечно, является и вашим счастьем, дорогие друзья.
«...Что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после»(Иоан. 13, 7). Придет
время, когда мы вместе с Иосифом скажем «Вот, вы умышляли против меня зло;но Бог обратил это в добро...» (Быт. 50, 20).Явспоминаю первые судебные процессы, прошедшие над нашими братьями в 1962—1963
гг. Для нас это были времена скорби. Но именно в то время формировалась моя
духовная жизнь. Я никогда не осмеливался думать, что когда-то стану служителем,
и, глядя на верность братьев, хотел быть просто истинным христианином. На
предварительном следствии меня спросили, как я стал пресвитером. Я так и
ответил вы хотели гонениями, арестамипричинить ущерб церкви, но Господь этим созидал Церковь Свою. Тяжело мне было
слышать о смерти в узах моего дяди Отто Петровича Вибе, но именно это оказало
решающее влияние на мое духовное формирование. Я благодарен Богу за эту драгоценную
жертву. Я тогда рассказал следователю, что бригадир, где работал Отто Петрович,
был уже на свободе, и во время похорон он упал со слезами на гроб узника.
Внуки, стоявшие у гроба дедушки, со слезами говорили «И мы хотим стать такими, какдедушка!»Гонения помогали мне ревновать о деле Божьем. В 1963 году я вынужден
был оставить Караганду, потому что безбожники устроили против меня процесс на
производстве. Я переехал в другое место и в общине дал согласие быть служителем
не потому, что считал себя достойным, а потому, что в этой местности была
крайняя нужда в служителях. Если после и моего судебного процесса, кто-то
твердо решит следовать за Господом, то этому послужат опять-таки, воздвигнутые
гонения. Мне предлагали пойти на компромисс, чтобы остаться в церкви, на свободе.
Я решительно ответил нет! Меня спросили «Не жалеешь ли об этом?» Я ответил «Церковь Христова подобна акации чем больше отсекают ее ветви, темшире она разрастается».
Напомнил им также слова В. Ф.Марцинковского, который писал о господствующей при
царизме церкви так «Государство не для того подчинило церковь,чтобы ее умертвить, но церковь подчинилась из-за того, что оказалась мертвой».
Дальше он писал «Все льготы и привилегии,предложенные ей, всегда служили для нее золотой цепочкой, удушающей ее».В
заключение я сказал, что рад жить в таком государстве, где по Конституции
церковь отделена от государства. Виновным себя не признал. Впоследнее время многие интересуются моими обстоятельствами. Хочу ответить всем «Я ни в чем не нуждаюсь». Но это незначит, что у меня нет трудностей. Этот стих висел над кроватью у моего
брата-наставника. Он более 14 лет лежал парализованный. Один из посетивших его
сказал «Этот стих не подходит вам, ведьвынуждаетесь в здоровье!» «Не знаешь ты ни меня, ни моего Господа! — ответил
страдалец. — Когда я был здоров, Господь не мог использовать меня. Я нуждался в
этой болезни». Многие верующие уходили от этого больного брата ободренными и по
другому смотрели на свои трудности. Вспоминаю слово Н. П. Храпова на одном из
совещаний служителей Средней Азии «...во всем являем себя, какслужители Божии...» (2 Кор.6, 4). Он привел для примера металл, который прежде
чем пустить в производство, проверяют в лаборатории при разных температурах на
сжатие, разрыв, твердость и прочее, и, когда он выдержит все испытания, ставят штамп
«годен». Так и служители Господни должны пройти сквозь огонь испытаний. Вскоре
после этого Господь и меня призвал на практику. Вовремена Апостола Павла не было, наверное, таких тюрем и лагерей, как сейчас! К
нему могли приходить друзья и даже жить где то рядом с ним. Мало того, что
здесь каждый барак обнесен трехметровой оградой из железа и колючей проволоки,
но и люди предают друг друга.«Если есть Бог, то почему Он тебя не освободит?» —
спрашивают меня.«Потому что Бог с самого начала, как только я последовал за
Ним, говорил, что «все желающие жить благочестиво во Христе Иисусе будут гонимы,—
отвечаю я. — А вот почему Конституция не гарантирует мне той свободы, какая в
ней провозглашена?»Мне приходилось встречаться со многими трудностями, но ни
один лагерь не может сравниться с этим. Как только меня привезли сюда, 17 суток
продержали в изоляторе. Временами только открывалась «кормушка» в железной
двери и я слышал «Вот этот очкастый! Это тотсектант, которого показывали по телевизору!»Неоднократные вызовы и угрозы заставляли
меня вспоминать Хмару, Библенко. Я думал «Бог знает, какой смертью умер мойдядя Отто Петрович в 1964 году!» Вспоминал его последние слова на суде, и на
сердце становилось светлее. Трудно было, но теперь привык. Неспроста разожгли
печь в семь раз сильнее, когда бросали туда трех отроков. Так нужно. Иначе мы
не освободимся от пут, которые мешают нам в служении.
Тюрьма — это Божий университет, где христианин учится всему и пищу есть, какую дадут; если не повкусу, то вспоминаю пословицу путь через язык короткий; на одеждулагерную неприятно даже со стороны смотреть, не только носить. Уроков унижения
здесь достаточно преподносят. При желании здесь можно научиться любить врагов,
молиться за обижающих, благословлять проклинающих.
Я часто пел о Церкви «Я рад иметь всегда Общенье духа сней, Нести все тяжести труда И крест ее скорбей». Смысл этих слов дошел до меня
только здесь. Моя разлука с вами нужна была как для меня, так и для вас.
«Золотои спытывается в огне», как мне пишут. На одной из бесед с администрацией
лагеря мне задали вопрос, есть ли у нас учебные заведения для обучения служителей
и где я проходил обучение. Я ответил «Есть! Например, я прохожу обучениев лагере в Долинке». Да, здесь я прохожу практику, здесь испытывается самым
суровым образом моя вера, моя любовь. А на свободе была еще только теория.
Я уже писал, что мне на ногу упал кусок железа, раздробил два пальца на левой
ноге. Два брата (тоже отбывающих срок в этом лагере. — Прим. ред.) пришли меня
посетить. За ними следом пришли двое, составили акт, одного из братьев лишили
свидания. Через два дня и меня лишили свидания. На работу пока не хожу, только
на проверку и в столовую, а это, в общей сложности, каждый день шесть
километров проделывать...
Стоит в страну лучистую трудной дорогой идти! Стоит в борьбе за истину сердце
отдать свое! «А я должен быть спокоен в день бедствия, когда придет на народ
мой грабитель...» (Аввак. 3, 16).Когда неприятели нападали на Израильтян, то
уносили не только золото и хлеб, но даже и ковчег завета, а людей, в том числе
детей, уводили в плен; землю же обезображивали так, что на ней долгие годы
нельзя было собирать урожай.
Сколькобедствий приносила война! Пророк Аввакум пережил такие ужасы и пишет «Хотя бы не расцвела смоковница ине было плода на виноградных лозах, и маслина изменила, и нива не дала пищи,
хотя бы не стало овец... в стойлах,— но и тогда я буду радоваться о Господе и
веселиться о Боге спасения моего» (3, 17—18). Он не разочаровался в Боге,
никого не винил, не сомневался, как некоторые «...а мы надеялись было...» (Лук.24, 21). Он не изменил своего отношения к Богу, веселился, что спасения у него
никто не может отнять.
Замполит как то во время обхода спросил меня «Как дела? Будешь ли по окончаниисрока еще калечить детские души?»— Я не калечил. В церкви не калечат, а лечат.
И наши дети остаются благодарны служителям на всю жизнь. Об этом они пишут мне
в письмах. Не раз мне приходилось говорить о том, что я не виновен в предъявленных
мне обвинениях. Я не посягал под видом религии на права граждан. Я «не под
видом», а истинно верующий, и все мои дела были следствием моей веры. «Вера без
дел мертва». Все что я делал, делал сознательно, по вере. И если бы за это и
жизнь отняли, мое сердце не осудило бы меня в том, что я избрал.
Меня спрашивают, почему в настоящее время не совершаются чудеса. Я отвечаю разве живая Церковь — не чудо? Да,дорогие мои, разве это не чудо, что челн Церкви Христовой продолжает свой курс,
невзирая на шторм, непогоду?! Рулевым нашего челна является Сам Христос, и мы вправе
сказать Я знаю, что где то в борьбе снепогодой Плывут, не пугаясь волны, Под рокоты бури, сквозь тьму непогоды Великого
Бога сыны...Плывите же! Трудно порою бывает, И грозно стихия ревет, Но тихая
пристань нас всех ожидает! Смелее гребите вперед! Не будем страшиться
трудностей.
Люди, стоящие в стороне, могут осудить нас за ошибки, как Апостола Петра за
маловерие. Но он все же шел по волнам! Сколько сегодня таковых, которые могут
красиво говорить, осуждать тех, которые идут против шторма, а когда предлагаешь
им показать пример, они исчезают, как тот юноша, о котором говорил в проповеди
Ярл Пейсти. Молодой человек верил, что канатоходецможет перевезти человека на тачке через Ниагарский водопад, но когда ему
предложили сесть в эту тачку, он моментально исчез. Христос, «будучи богат,
обнищал ради вас...» (2 Кор. 8, 9). Пришлось ли кому-либо из вас лишиться чего-нибудь
ради Христа? Когда меня в лагере лишили одной, потом другой работы,
дополнительного питания, ларька и самого дорогого в этих условиях — личного
свидания,— мое сердце возмутилось, видя эти беззакония. И вот мне на память
пришли эти слова «Христос обнищал ради вас, дабы выобогатились Его нищетою». Тогда я стал благодарить Господа за эти лишения, и в
моем сердце разгорелся огонь блаженства «Блаженны вы, сердцанеравнодушные...что в сердце вашем помещается печаль других... участьем вашим
сердце ободряется, спасибо вам!»И вам спасибо, мои дорогие, за такие письма! Не
будем смущаться, если нас ради Господа лишат какого-либо блага. Этой нищетой и
мы будем обогащать мир.
Слово Твое - светильник ноге моей и свет стезе моей. Пс.118:105
Более подробную информацию вы можете получить ЗДЕСЬ
http://www.kistine1.narod.ru
|
| |
| |
Всего: 995 
Новых за месяц: 0 
Добавить сайт
