Вопрос о канонизации Сталина, Гитлера и др.
|
|
Осипов-Андрей | Дата: Воскресенье, 01.06.2014, 16:58 | Сообщение # 71 |
Постоянный посетитель
Группа: Пользователь
Вера: древлеправославие РПСЦ
Страна: Российская Федерация
Город: Казань
Сообщений: 83
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
| Цитата Владимир_С ( ) Вы думаете их узнаете? Допустим - не узнаю.
Иисус сказал им: если бы вы были слепы, то не имели бы [на] [себе] греха; (Иоан.9:41)
Слово "любовь" по-польски звучит как "милость".
|
|
| |
Владимир_С | Дата: Воскресенье, 01.06.2014, 22:45 | Сообщение # 72 |
Группа: Удаленные
| Цитата Осипов-Андрей ( ) Допустим - не узнаю. Иисус сказал им: если бы вы были слепы, то не имели бы [на] [себе] греха;
(Иоан.9:41)
Но ведь вы же утверждаете, что видите.
Более подробную информацию вы можете получить
ЗДЕСЬ
http://www.kistine1.narod.ru
|
|
| |
Осипов-Андрей | Дата: Понедельник, 02.06.2014, 02:07 | Сообщение # 73 |
Постоянный посетитель
Группа: Пользователь
Вера: древлеправославие РПСЦ
Страна: Российская Федерация
Город: Казань
Сообщений: 83
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
| Цитата Владимир_С ( ) о ведь вы же утверждаете, что видите. Ну, это я могу приписать и Вам тоже. Вы-то первый утверждаете, что я не вижу или не увижу ("не узнаю") . ...твоими устами буду судить тебя...
(Лук.19:22)
Да ещё и берёте на себя дерзость записывать в антихристы. Я на такое не дерзнул, потому как не знаю о судах Божьих. Скорее, оправдать готов. Только высказываться категорично не решаюсь ни в ту, ни в другую сторону.
Стало быть, в отличие от меня, Вы более зрячий, коль налево и направо готовы антихристами кидаться.
Слово "любовь" по-польски звучит как "милость".
|
|
| |
Владимир_С | Дата: Понедельник, 02.06.2014, 03:55 | Сообщение # 74 |
Группа: Удаленные
| Цитата Осипов-Андрей ( ) Да ещё и берёте на себя дерзость записывать в антихристы. Я на такое не дерзнул, потому как не знаю о судах Божьих. Скорее, оправдать готов. Только высказываться категорично не решаюсь ни в ту, ни в другую сторону. Ну это уж вы брат загнули, где это я вас антихристом называл? Я пытался вам поведать о распространенных заблуждениях. которые могут привести к погибели, если на них не обращать внимание, но в вашем случае, я думаю, что когда столкнетесь - уже не пропустите. Не дерзость говорит во мне, но ревность по истине.
Более подробную информацию вы можете получить
ЗДЕСЬ
http://www.kistine1.narod.ru
|
|
| |
Осипов-Андрей | Дата: Понедельник, 02.06.2014, 15:23 | Сообщение # 75 |
Постоянный посетитель
Группа: Пользователь
Вера: древлеправославие РПСЦ
Страна: Российская Федерация
Город: Казань
Сообщений: 83
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
| Цитата Владимир_С ( ) Ну это уж вы брат загнули, где это я вас антихристом называл? Если бы я написал "записывать меня в антихристы", то Вы были бы правы. Ибо Вы знаете, что во всей беседе нашей не о себе у меня была забота.
Цитата Владимир_С ( ) что когда столкнетесь - уже не пропустите. Ну и слава Богу!
Цитата Владимир_С ( ) Не дерзость говорит во мне, но ревность по истине. Только берегитесь, чтобы не было такого вот...
Ибо свидетельствую им, что имеют ревность по Боге, но не по рассуждению.
(Рим.10:2)
Слово "любовь" по-польски звучит как "милость".
|
|
| |
Игнатий_Лапкин_(ИгЛа) | Дата: Четверг, 13.11.2014, 18:03 | Сообщение # 76 |
Супер главный
Группа: Главный Администратор
Вера: Православный христианин
Страна: Российская Федерация
Регион: Алтайский
Город: Барнаул
Сообщений: 7670
Награды: 32
Репутация: 30
Статус: Offline
| Сталин в цвете. Редкие кадры.
http://youtu.be/HNjNsQBmB8k
Пс.118:113 – «Вымыслы человеческие ненавижу, а закон Твой люблю». Более подробную информацию вы можете получить ЗДЕСЬ http://www.kistine1.narod.ru
|
|
| |
Игнатий_Лапкин_(ИгЛа) | Дата: Пятница, 10.03.2017, 16:43 | Сообщение # 77 |
Супер главный
Группа: Главный Администратор
Вера: Православный христианин
Страна: Российская Федерация
Регион: Алтайский
Город: Барнаул
Сообщений: 7670
Награды: 32
Репутация: 30
Статус: Offline
| Гитлер Объясняет Причины Вторжения в СССР https://www.youtube.com/watch?v=H6b_1PJr5Bs ЛУЧШАЯ РЕЧЬ ГИТЛЕРА https://www.youtube.com/watch?v=ZlwAdeL6sqY 5 ПРИЧИН УВАЖАТЬ ГИТЛЕРА https://www.youtube.com/watch?v=lYKEDWFtKEU Речь Адольфа Гитлера, которую не покажут в СМИ https://www.youtube.com/watch?v=Vjy9_oSB9UU 1:52 Гитлероевреях | Hitler about jewshttps://www.youtube.com/watch?v=UoEwk9b5oQY 25интересных фактов о Гитлере, которых вы не знали!https://www.youtube.com/watch?v=wBlZIF8ruCs Если быпобедил Гитлер Документальный фильмhttps://www.youtube.com/watch?v=OfMY_8sqmBA Втораямировая война в цвете - Нападение на СССРhttps://www.youtube.com/watch?v=a6ZEusIgXMA Апокалипсис:Восхождение Гитлераhttps://www.youtube.com/watch?v=4rkRoXS0g_Y Апокалипсис.Гитлер. Часть 2: Фюрерhttps://www.youtube.com/watch?v=Eo62HdebG3M Апокалипсис:Вторая мировая война (часть 1) https://www.youtube.com/watch?v=cTXVVqIsXCs Апокалипсис:Вторая мировая война (часть 3) https://www.youtube.com/watch?v=CiXVybcHfMI Апокалипсис:Вторая мировая война (часть 4) https://www.youtube.com/watch?v=xW34gecLi5E Апокалипсис:Вторая мировая война (часть 5) https://www.youtube.com/watch?v=QW73n_RNn8s Апокалипсис:Вторая мировая война (часть 6) https://www.youtube.com/watch?v=k4XszUlRDoU
Пс.118:113 – «Вымыслы человеческие ненавижу, а закон Твой люблю». Более подробную информацию вы можете получить ЗДЕСЬ http://www.kistine1.narod.ru
|
|
| |
Игнатий_Лапкин_(ИгЛа) | Дата: Пятница, 10.03.2017, 16:51 | Сообщение # 78 |
Супер главный
Группа: Главный Администратор
Вера: Православный христианин
Страна: Российская Федерация
Регион: Алтайский
Город: Барнаул
Сообщений: 7670
Награды: 32
Репутация: 30
Статус: Offline
| Последний деньГитлераИстория в лицах Он покончил с собой, выстрелив в голову и одновременно пытаясь раскусить ампулу с цианистым калием 07.05.2002 0508 Давид Солар / David Solar Он простился с обслуживающим персоналом бункера и сказал:"Надо принять свою судьбу, как подобает мужчине". Попросил свою кухарку Манзиали приготовить ему спагетти с соусом┘ Журналист и писатель Давид Солар (David Solar) реконструирует в своей книге последние часы Гитлера В последний раз он видел солнечный свет 20 апреля. По случаю его56-летия в саду имперской канцелярии была организована церемония награждения. Фюрер был болен и выглядел постаревшим, ему можно было дать лет на двадцать больше. "Ссутулившийся, с отекшим лицом болезненного розоватого оттенка┘. Его левая рука дрожала так сильно, что сотрясалось все его тело┘. В определенный момент он хотел поднести ко рту стакан с водой, но и его правая рука дрожала так, что он был вынужден оставить попытку┘", - показал на Нюрнбергском процессе один из свидетелей. У Гитлера сводило судорогой левую ногу, и когда это случалось, емуприходилось садиться. Он начинал волочить ноги и задыхаться, как только проходил несколько метров. Во время покушения, совершенного на него в Растенбурге в июле 1944 года фон Штауффенбергом (Von Stauffenberg), фюрера контузило, потому у него часто были головокружения, а его походка напоминала походку пьяницы. Мечтая, дрожа от злости, отдавая распоряжения, строя грандиозныевоенные планы - так провел он свои последние десять дней. В последний момент он решил жениться на Еве Браун (Eva Braun), своей любовнице с 1930 года и составить завещание, в котором отдал высокопарное распоряжение отстаивать свое дело, оправдывал свой антисемитизм и назначил правительство, способное продолжать военные действия. Сохранилось подробное описание последних моментов его жизни.Состоялось формальное прощание с обслуживающим персоналом бункера. Одна медсестра попыталась произнести истерическую речь, предрекая ему победу. Гитлер прервал ее хриплым голосом: "Надо принять свою судьбу, как подобает мужчине", - и продолжил пожимать руки. В полдень состоялось военное совещание. Генерал Монке (Mohnke)доложил ему, что войска советской армии продолжают вести наступление с севера и юга, пытаясь разделить на две части центр города, единственное место, где им еще оказывали сопротивление. Артиллерия Советской армии получила короткую передышку, благодарятому, что целей больше не было. Затопление тоннелей метро на несколько часов задержало продвижение советских войск, но за это пришлось заплатить жизнью тысяч берлинцев, прятавшихся от бомбежек в подземке. Подведя итог сложившейся ситуации, Гитлер пригласил к себе Геббельса (Goebbels) и Бормана (Bormann) и сказал им, что сегодня вечером покончит с собой. Затем он позвал полковника Гюнше (Guenshe). Фюрер приказал емучерез час, ровно в три дня, находиться перед дверью его кабинета. Он и его супруга покончат жизнь самоубийством, а, когда это произойдет, адъютант обязан удостовериться в том, что оба мертвы и, в случае каких-либо сомнений, выстрелить им из пистолета в голову. После чего полковник должен позаботиться о перенесении тел в сад имперской канцелярии, куда Кемпка (Kempka) и Баур (Baur), согласно полученному приказанию, должны были доставить 200 литров бензина, предназначенных для превращения обоих тел в пепел. "Вы должны будете удостовериться в том, что вся подготовка была проведена удовлетворительно, и что все произойдет, согласно моим распоряжениям. Не хочу, чтобы мое тело выставляли в цирке, в музее восковых фигур или что-либо подобное. Также приказываю Вам, сохранить бункер в том виде, в котором он находится сейчас, так как хочу, чтобы русские знали, что я находился здесь до последнего момента". Затем к нему пришла Магда Геббельс, лицо которой было искаженостраданиями и не только из-за того, что они с мужем также решили уйти из жизни, убив перед этим своих шестерых детей. Магда на коленях умоляла фюрера не покидать их. Гитлер объяснил ей, что, если он останется в живых, то Денитц (Doenitz) не сможет заключить перемирие, способное спасти и его дело, и Германию. Магда ушла, слушая крики своих детей, раздававшиеся из самых маленьких комнат на первом этаже. Около 14.30 Гитлер решил пообедать. Ева, бледная и элегантная, всвоем платье синего цвета в белый горошек, чулках серого цвета, итальянских коричневых туфлях, с часами из платины, украшенными брильянтами, и золотым браслетом со вставкой из зеленого камня, проводила его до столовой; он был одет в черный костюм, носки и туфли того же цвета, единственной светлой нотой в его облике была рубашка светло-зеленого цвета. Ева простилась с ним перед дверью в столовую и предпочла вернуться в комнату, сославшись на то, что у нее нет аппетита. Во время того последнего обеда вместе с фюрером в столовойнаходились две его секретарши, остававшиеся в бункере - фрау Траудль Юнге (Traudl Junge) и фрау Герда Кристиан (Gerda Christian) - а также его кухарка-вегетарианка - фрейлин Манзиали. Обед был очень скромный, кушали быстро и молча. Подавали спагетти с соусом, обед продолжался всего несколько минут, и ни одна из очевидиц не помнила, чтобы было произнесено хотя бы слово. После обеда Гитлер вернулся на свою половину, но в коридоревстретился с самыми близкими соратниками, которые хотели в последний раз проститься с ним. После этого он вместе с Евой ушел к себе в комнату. Когда все замерли в ожидании звука выстрела, из коридора раздалисьдушераздирающие крики. Это Магда Геббельс в последний раз пыталась спасти свой мир, спасти, прежде всего, своих детей, и боролась с гигантом Гюнше, который был почти два метра ростом, чтобы войти в кабинет Гитлера. Она не смогла одержать верх над гигантом, но все-таки настояла натом, чтобы фюреру передали последнее послание: "Скажите ему, что еще есть надежда, что это сумасшествие убивать себя, пусть он мне позволит войти и убедить его". Гюнше вошел в комнату. Гитлер стоял рядом со своим рабочим столом,напротив портрета Фридриха II. Гюнше не видел Евы Браун и решил, что она в ванной комнате, так как раздавался звук льющейся воды. Гитлер холодно ответил: "Я не хочу принимать ее". Это были последние слова Гитлера, которые кто-либо слышал. Спустя десять-пятнадцать минут, между 15.30 и 16.00 в тот апрельский день, 30 числа, 1945 года он был уже мертв. Он покончил с собой, выстрелив в голову и одновременно пытаясьраскусить ампулу с цианистым калием. Ева Браун умерла рядом с ним, проглотив яд. НЕИЗБЕЖНАЯ РАЗВЯЗКА Ситуация на фронтах предлагала ему на выбор всего лишь двевозможности: сдаться врагу или стать прахом, что он, в конце концов, и сделал. К началу января 1945 года поражение Германии во Второй Мировой войне было вопросом всего лишь нескольких недель. Последняя контратака Вермахта потерпела поражение в Арденнах, союзники направлялись к Рейну, в то время как подходившие с другого берега полтора миллиона русских солдат сметали сопротивление немцев в Польше и Пруссии. Тем не менее, Гитлер отказывался признавать это. Он вернулся вБерлин из "Орлиного Гнезда" - одной из многочисленных штаб-квартир, распложенной в баварских Альпах. 16 января его поезд проехал мимо десяткаразрушенных железнодорожных станций. Ввиду многочисленных разрушений, причиненных войсками союзников, поезд подолгу стоял, и эти остановки казались Гитлеру невыносимыми. В сильно разрушенной имперской канцелярии было бомбоубежище,оказавшееся полезным в то время, когда англичане начали бомбить Берлин, но к 1944 году оно уже стало мало и не могло выдержать частоты воздушных налетов англо-американской авиации. Поэтому летом 1944 года, после высадки союзных войск в Нормандии, Альберту Шпееру (Albert Speer) было отдано распоряжение построить новое бомбоубежище под садом имперской канцелярии, откуда фюрер мог бы руководить войной даже в разгар самых ожесточенных налетов. Бункер состоял из двух этажей площадью 20 на 11 метров; на верхнем -жила прислуга, военные адъютанты и секретарши Гитлера, там же находились кухня, столовая, уборные и кладовая. Когда Берлин был окружен, Гитлер пригласил Йозефа и Магду Геббельс перебраться в убежище вместе со своими шестью детьми. На нижнем - находились владения Гитлера. Кроме этого - телефоннаястанция. Она была лучшей во всем Берлине, и Гитлер за считанные минуты мог связаться со всеми фронтами. Станция также была приспособлена для работы высокочастотного радиотелефона. В бункере имелся собственный электрогенератор и резервуары сводой, так что там никогда не страдали, когда ее отключали пожарные. Ванные комнаты, системы вентиляции и отопления работали хорошо, хотя воздух был тяжелым, влажность очень высокой и стоял неприятный запах. Система, через которую проникал воздух, была оснащена фильтрамидля предотвращения проникновения большинства известных газов. Система была настолько надежной, что когда сам Шпеер, задумал покончить с Гитлером в феврале-марте 1945 года, вводя отравляющие вещества через вентиляционные люки, ему пришлось отказаться от своих намерений, так как фильтры были смонтированы таким образом, что что-либо пропустить через них было невозможно. Несмотря на все принятые меры предосторожности, изначально Гитлераохватывал животный страх, он боялся быть погребенным заживо в этом подземном убежище. Каждый раз, когда раздавался сигнал воздушной тревоги, он в скверном расположении духа спускался в бункер, который сотрясался от каждого взрыва, и бледнел от страха. Тем не менее, на поверхности угроз для жизни было больше и с конца февраля 1945 года фюрер стал ночевать в убежище, к которому начал привыкать и, в конце концов, поселился в нем насовсем. До 20 апреля, когда отмечался его последний день рождения и когдаБерлин был полностью окружен советскими войсками, бункер часто посещали, и в коридоре всегда можно было встретить многочисленных политиков и военных, ожидавших приема у фюрера. После взятия столицы в кольцо блокады посещения стали редкими, а жизнь в бункере столь же рутинной, сколь и своеобразной. Гитлер ложился спать очень поздно, в три или четыре часапополуночи, и вставал тоже поздно - между десятью и одиннадцатью; военный персонал бункера ложился спать около полуночи, после ежедневного военного совета, и вставал в семь. В той странной атмосфере, в постоянном окружении своих самыхверных соратников - Геббельса и Бормана, Гитлер прожил два последних месяца своей жизни в состоянии ирреальности, в ожидании невозможных побед и отдавая абсурдные распоряжения, которые, тем не менее, стоили жизни тысячам людей. ДавидСолар - редактор журнала "La aventura de la Historia" и автор книги "Последний день Адольфа Гитлера" ("El ultimo dia de Adolf Hitler", La Esfera, 2002)
Пс.118:113 – «Вымыслы человеческие ненавижу, а закон Твой люблю». Более подробную информацию вы можете получить ЗДЕСЬ http://www.kistine1.narod.ru
|
|
| |
Игнатий_Лапкин_(ИгЛа) | Дата: Пятница, 10.03.2017, 16:56 | Сообщение # 79 |
Супер главный
Группа: Главный Администратор
Вера: Православный христианин
Страна: Российская Федерация
Регион: Алтайский
Город: Барнаул
Сообщений: 7670
Награды: 32
Репутация: 30
Статус: Offline
| Информация о фильме Название: Зона молчания: секретарьГитлера Оригинальное название: Blind Spot: Hitler's Secretary Год выхода: 2002 Жанр: Документальный Режиссер: Андре Хеллер, Отмар Шмидерер
О фильме: Интервью с одной из личных секретарей Адольфа Гитлера, хранившей в тайне многие интереснейшие подробности жизни фюрера более 50 лет после падения нацистского режима. В 1942 году 22-летняя Traudl Junge была отобрана из канцелярского штаба, чтобы стать одной из личных секретарей Гитлера. Работая на великого диктатора, Traudl видела его совсем иным, нежели он был на парадах и общественных мероприятиях, - спокойным и вежливым. Вы увидите историю нацисткой Германии глазами этой удивительной женщиной, сопровождавшей своего начальника вплоть до последних дней в бункере. Этот фильм был завершен всего за несколько месяцев до ее смерти. Выпущено: Германия Продолжительность: 01:26:56
Траудль Юнге (Traudl Junge): Такое может произойти только в том случае, когдатоталитарный режим настолько управляет обществом, что может проникать во все его сферы. Немцы очень организованны. Вопрос писательницы Мелиссы Мюллер (Melissa Muller): Исознание людей тоже? Траудль Юнге:Да, видите ли, это та самая область, которой Гитлер причинил наибольший вред. Он прежде всего пытался манипулировать сознанием немцев. Он внушал им, что у них есть цель, которая должна быть выполнена; что они должны избавляться от евреев, поскольку именно евреи являются виновниками всех наших проблем. Собственно говоря, эта идея принадлежала не Гитлеру, она появилась на свет гораздо раньше... Еще немцы должны жертвовать собой. Я помню одну писательницу. Она беседовала с солдатом, приписанном к концентрационному лагерю. Он служил в охране, и она спросила его: «- Неужели вы совсем не испытывали жалости к людям, с которыми так жестоко обращались? - Да. Мне было их жаль, но я должен был преодолеть это чувство. Я должен был принести эту жертву во имя великой цели». Вот что было сделано с сознанием. Кстати, Гитлер часто говорил: «Вам не о чем беспокоиться, вы просто должны делать то, что я скажу. А я возьму на себя всю ответственность». Как будто кто-то может отвечать за сознание другого человека. Я уверенна, что сознание можно сделать более чутким или вообще лишить чувствительности: им можно манипулировать. Голос за кадром: Траудль Юнге, урожденная Хумпс (Humps), появилась на свет в 1920 году ибыла секретарем Адольфа Гитлера с 1942 года до конца войны. Она записала его последнюю волю и завещание. Более 50-ти лет она держала воспоминания при себе, ничего не рассказывала о своей жизни, страданиях и превратностях судьбы. В 1943 году фрау Юнге вышла замуж за личного слугу Гитлера, Ганса Германна Юнге (Hans Hermann Junge). Вскоре он был призван на службу в армию и погиб год и два месяца спустя во Франции, во время воздушного налета. С середины 50-ых годов она жила в двухкомнатной квартире в Мюнхене. В апреле-июне 2001 года писательница Мелисса Мюллер организовала несколько встреч с фрау Юнге, благодаря которым и появился этот фильм. Траудль Юнге: Чемдольше я живу и старше становлюсь, тем в большей степени я ощущаю этот груз, чувство вины. Потому что я работала у человека, который мне нравился, но при этом стал виновником ужасных бедствий. Понимаете, только в последствии стали известны подробности того, что происходило в концлагерях. Я прочитала книги Виктора Клемперера (пояснение, VictorKlemperer - немецкий филолог, писатель и журналист, исследователь тоталитарного мышления и языка нацистской Германии),но это было гораздо позже. Я внезапно осознала, что притеснение евреев началось гораздо раньше - в 1933-ем или 1934-ом году. Ощущение того, что я ни о чем не думала, не беспокоилась, не замечала, не обращала внимания… это ощущение все больше угнетало меня. Мне кажется, что я должна сердится на того ребенка, которым я тогда была: совсем юную девушку. Я не могу простить ее за то, что она не смогла вовремя увидеть все эти ужасы, что произошли по вине этого чудовища. Не смогла разглядеть того, во что оказалась втянутой. И прежде всего, просто говорила: «Да», не о чем не задумываясь. При этом я вовсе не была фанатичной сторонницей национал-социализма. Когда ехала в Берлин, то могла сказать: «Нет, мне не нужна эта работа. Я не хочу, чтобы меня отсылали в штаб фюрера!» Но я этого не сделала прежде всего потому, что мне было любопытно. И я не подозревала, что судьба будет вести меня и дальше. И в итоге я окажусь в ситуации, которую даже представить себе не могла. Тем не менее, мне тяжело простить себя за все. Ну разумеется, сегодня это не вызывает сомнений, я должна признать: он был законченным преступником. Он был преступником, только я этого не осознавала. По истечении какого-то времени я стала задаваться вопросом, могла ли я что-либо увидеть? Когда он пришел к власти мне было всего 13 лет и во многих отношениях я развивалась довольно медленно. В конце концов, кроме меня были миллионы людей, которые ничего не замечали. Я хочу сказать, что не все вокруг, за исключением меня, видели, что он преступник. Я пытаюсь не принимать слишком близко к сердцу подобные мысли. Гитлер каким-то образом воплощал нечто монументальное, по началу, когда я была еще ребенком. Впервые, когда я встретилась с ним, в его поведении проявлялось нечто отеческое – покровительственное. Именно этого мне очень не хватало. Я никогда не была способна следовать своим собственным устремлениям и у меня никогда не было ощущения защищенности, полноценной семьи. Мама делала для нас все, что могла - это правда. Но я завидовала детям, которые могли сказать: «Мой папа говорит то-то и то-то» или: «Мой папа так думает». Я привыкла считать, что присутствие отца крайне важно. Я начала работать у Гитлера и сразу же появилось то самое ощущение защищенности. Безусловно, в сообществе, которое было изолированно от окружающего мира, это ощущение должно было обязательно присутствовать. Мне кажется, я слишком поздно повзрослела. Думаю, что мое отношение к нему было через чур подобострастным, как к отеческой персоне. Но такое отношение легко перерастает в ненависть, если отец вдруг разочарует тебя. К сожалению наша семья была совершенно аполитичной. Мама одна воспитывала нас, а ее отец - наш дед, был генералом и самым настоящим домашним тираном. «Дьявол дома и ангел в обществе» обычно говорят о таких как он. Политикой он не интересовался в принципе и этот вопрос никогда не обсуждался. У нас воспитывали в соответствии с другими принципами: обходиться без вещей, быть готовыми на жертвы, уметь уступать. Эти качества рассматривались как добродетели, хотя сегодня отношение к ним совсем другое. Мне кажется в детстве я была крайне дисциплинированным ребенком. Я постоянно без чего-то обходилась, постоянно терпела лишения, потому что маме было не легко. Она вела хозяйство у своего отца, а поскольку денег у нее, как у разведенной женщины, не было, он постоянно давал нам понять, что содержит нас и постоянно присутствовало напряжение. Вся эта ситуация оказывала сильнейшее моральное и психологическое давление. Я оказалась у Гитлера совершенно случайно, можно сказать, по глупости. В юности у меня не было конкретных планов или идей. Я ни к чему не стремилась, не было желания чего-либо добиться. Я не могла продолжить обучение после школы, поскольку мама была не в состоянии платить за мое образование. Поэтому я закончила среднюю школу, сдав первые госэкзамены. И мне посоветовали поступить в коммерческое училище. Закончив его, я могла получить место в какой-нибудь конторе и как можно быстрее начать зарабатывать на жизнь. Какая мне была уготована судьба? Я и не видела других возможностей. Думаю, что еще мне было не ловко, поскольку я была старшим ребенком и до сих пор не выходила из дома, а моя младшая сестра уже шагнула в большой мир. И тут у нее появилась идея, она сказала: «Давай поговорим с Альбертом Борманом. Вдруг он поможет тебе перевестись в Берлин?». Я сказала: «Хорошо». Разумеется, даже не представляя себе возможные последствия. Я должна объяснить кое-что еще. Видите ли, шел 1941-ый год. Я думала, что работая в конторе, я могла бы реализовать свое стремление танцевать. Я очень хотела поступить в танцевальную школу. В 1941-м году я сдала вступительные экзамены с очень хорошим результатом. Поэтому у меня появилась надежда на то, что с канцелярской работой будет покончено раз и навсегда. Однако, мне не позволили уволиться из издательства, где я работала. В военное время сменить место работы можно было только с разрешения нанимателя. Я была настолько расстроена и разочарована, что выплакала все свое горе сестре, которая в то время танцевала в Берлине. Она попросила свою лучшую подругу поговорить с её шурином, Альбертом Борманом, чтобы он договорился о моём переводе. Так у меня появилась возможность уехать из дома и что-то доказать им. И ещё - это был безусловный выпад в адрес моего работодателя, который не хотел отпускать меня. Хочу сказать, что когда я уже находилась в Берлине и работала у фюрера в рейхсканцелярии, я никогда не встречалась с самим Гитлером лицом к лицу. Я вскрывала его почту, читала любовные послания от женщин, но он никогда не присутствовал лично. Кстати, другие тоже его не видели. Он находился в своем личном штабе, на удалении от канцелярии. Затем в рейхсканцелярии был объявлен конкурс машинисток. Ходили слухи, что Гитлеру требуется в секретари молодая девушка. Альберт Борман настаивал, чтобы я приняла участие в конкурсе. Я согласилась, хотя никакого рвения, по поводу возможного назначения, не испытывала. Тогда я была вполне довольна своей жизнью. Жить в одной квартире с сестрой было хорошо. Работа тоже была интересной. Я приняла участие в конкурсе: показала хороший результат. Хотя мне казалось, что я выгляжу отвратительно на фоне других. Однако, в октябре или ноябре, а может позднее. Да, это было гораздо позже - в начале декабря. Десять лучших участниц получили распоряжение прибыть на личный поезд фюрера, отправлявшийся в Волчье логово - ставку Гитлера в Восточной Пруссии. По началу нас разместили в поезде, который находился на территории ставки. Гитлер должен был сам встретиться с нами, когда у него найдется время. Ожидание заняло не один день. Наконец, наступил вечер, когда нас отвезли через темный лес в бункер фюрера. Там и произошла решающая встреча. Бункер представлял собой здание весьма неприятного вида. В передней, в помещении для прислуги нас построили. Там было несколько стульев с пробковыми сидениями, и мы ожидали, когда придет Гитлер. До этого я видела его только в киножурналах и во время публичных выступлений. Я представляла его исключительно в воинственном настроении, с вытянутой вперед рукой. Однако, к нам подходил приятный пожилой господин, говоривший тихим голосом и дружелюбно улыбавшийся. Он пожал руку каждой из нас, посмотрел прямо в глаза своим знаменитым взглядом, спросил имя и сказал несколько слов дружелюбным и покровительственным тоном. А потом снова исчез. Уходя он пожелал всем приятного вечера. Впечатление от встречи с ним было совершенно другим, совсем не таким, как я ожидала. Не было ничего пугающего, наоборот – атмосфера была приятной и спокойной. Когда встреча закончилась, мы сказали: «Интересно, кого же он выберет?» На что Борман заметил: «Не так быстро. Сейчас вам предстоит печатать под диктовку». Я пошла печатать. Борман отправил вместе со мной еще одну девушку на всякий случай, потому что однажды с Гитлером произошел неприятный инцидент. Он попросил секретаршу напечатать текст под диктовку, и она так разнервничалась, что с ней случилось что-то вроде истерического припадка и он не хотел, чтобы подобное произошло опять. Итак, я вошла в комнату и сразу почувствовала, как же мне холодно. Гитлер не любил, когда в помещении топили. Он снова вел себя со мной крайне приветливо. «Дитя мое»: сказал он. – «Пожалуйста, не волнуйтесь. Вряд ли вы сделаете столько ошибок, сколько я. Присаживайтесь вот сюда. Вам принести обогреватель?» Он имел ввиду электрический обогреватель. У нас были специальные пишущие машинки с приглушенным звуком, их называли «Selecta». И он начал диктовать какой-то текст. Я стала печатать, но у меня так дрожали руки, что я никак не могла попасть по нужным клавишам. Я посмотрела на лист и там было что-то в виде «китайской грамоты». А потом, Слава Богу, может и наоборот, вошел камердинер Гитлера, Линге и сказал: «Мой фюрер, Риббентроп на проводе!». Гитлер взял трубку и говорил какое-то время, как говорил бы любой начальник. У меня появилось время, чтобы успокоиться и перепечатать предложение заново, уже на правильном немецком. Потом он диктовал еще и все получалось. На самом деле ничего сложного. Потом я отдала ему бумагу и вышла из комнаты. Он остался доволен. Я тоже была довольна. Мне это даже показалось восхитительным. Не знаю, что со мной случилось. Внезапно, я - никому не известная Траудль Хумпс, оказалась сидящей напротив самого фюрера, а фюрер, чтобы о нем сейчас не думали, в то время был великим человеком. Ситуация была просто не укладывающейся ни в какие рамки: самое настоящее приключение. Потом он еще несколько раз вызывал меня печатать под диктовку. Хотя, были и другие. Например, две уже работавшие секретарши. Мне очень понравилась ставка фюрера в этом лесу. Всю свою жизнь до этого я терпеть не могла бесконечные часы в конторе, просиживание целыми днями за столом. Здесь ничего подобного не было. Да Гитлеру и не нужен был никто из канцелярии: секретарша просиживающая целый день на одном месте, назначавшая время для посетителей, и отвечавшая на телефонные звонки, и варившая ему кофе. Секретари не должны были находиться в кабинете. У них были свои комнаты, свои помещения. Их вызывали только для печатания. Он диктовал тексты публичных выступлений, личных писем или еще какие-то личные моменты. Нам не приходилось печатать политические и военные тексты. Потом он снова вызвал меня. Две старые секретарши стояли справа и слева от него, и он сказал: «Фройляйн Хумпс, я хочу спросит вас, согласны ли вы остаться у меня?» Потом он добавил: «Видите ли, для меня весьма проблематично брать на работу красивых молодых секретарей. Кто-нибудь непременно на них женится и уводит. Может им стоит носить какие-нибудь уродующие предметы? Как, например, негритянские женщины на губах?» Должно быть я сошла с ума, потому что ответила ему: «Мой фюрер, в случае со мной вам не стоит беспокоиться. Я обхожусь без мужчины последние 22 года и не вижу в этом для себя никакой проблемы». Он просто расхохотался в ответ. Тогда я не соображала, что за чепуху я несу: «я обхожусь без мужчины последние 22 года». Что ж, должна признаться, что тогда я не могла сказать «нет». У меня не было никаких причин, чтобы сказать «нет, я ни хочу остаться у вас». Честно говоря, мне даже понравилась эта идея. В феврале 1943 года после Сталинграда все очень изменилось. Хотя я ничего такого не заметила. Для меня тогда все было новым. Но атмосфера ставки фюрера должна была измениться в это время. Она стала какой-то гнетущей. Раньше Гитлер всегда ел в столовой вместе со своими офицерами. Это означало, что попутно будут вестись разговоры на военные темы. Теперь его это напрягало, и он решил, что теперь он будет есть вместе с секретарями. Нам было строжайшим образом приказано не задавать ему вопросов по поводу Сталинграда и вообще надоедать расспросами. Он хотел устроить себе перерыв хотя бы на время еды. Было решено, что две из четырёх секретарш будут ежедневно обедать с ним, две другие – ужинать, а потом две, которые обедали - будут пить чай на ночь. Вы знаете, у меня никогда не было ощущения, что он преследует преступные цели. Для него они были идеалами, великим задачами. По сравнению с ними человеческая жизнь ничего не значила. А лишь в последствии немного стало понятно. Видите ли, окружающие его самые приближенные люди, имевшие отношение к личной жизни, ну, например, я была совсем отгорожена от безумных сверх проектов и варварских методов. Самое ужасное для меня случилось потом, когда я поняла, что же происходило на самом деле. Это стало самым настоящим шоком. Когда я начала там работать, то думала, что нахожусь в самом источнике информации. На самом деле я оказалась в зоне молчания. Как будто во время взрыва найдет одно не тронутое им место. Это оказалось величайшей иллюзией. Не разочарованием, а величайшей ложью, в которую я заставила себя поверить. Когда я думаю об этом: тот же самый человек, произносивший речи с таким раскатистым «Эр», просто выбивавший слова и срывавшийся на крик; так вот, я никогда не слышала, чтобы точно так же он разговаривал в своем окружении. Он мог говорить очень хорошо поставленным голосом. В частной жизни он говорил с лёгким австрийским акцентом и использовал типичные австрийские обороты. Например, «никогда более». Так не говорят в Баварии, да и во всей Германии. «Никогда более» - я такого не слышала. Такие выражения меня просто восхищали. И конечно вежливость, которая была так свойственна ему в личной жизни. За исключением проблем, связанных с желудком и пищеварительной системы в целом, он производил впечатление очень здорового человека. И при этом ему приходилось вести крайне нездоровый образ жизни. Слишком мало свежего воздуха. Слишком мало физических упражнений. Он не курил и не принимал алкоголь, но здоровье это белее широкий круг понятий. Правда все его неполадки со здоровьем касались желудка и пищеварения. Может именно поэтому он вел вегетарианский образ жизни, точнее крайне несбалансированный образ жизни. Он очень полагался на доктора Морелля, своего лечащего врача. А доктор был весьма необычной личностью. Он бывший корабельный врач, проживший несколько лет в Индии. Его подход к медицине, используя современную терминологию, можно назвать целостным. Он включал элементы гомеопатии, натуральные средства. Доктору Мореллю часто приходилось оказывать помощь своему пациенту. Он постоянно давал ему таблетки для усвоения пищи или от вздутия. Так же он делал инъекции витаминов и гормональных препаратов. Он на них всецело полагался. Я часто спрашивала слугу Гитлера о привычках его хозяина, что-то он мне рассказывал сам. Например, он терпеть не мог, когда до него дотрагивались. Он не придавал значения массажу и другим процедурам с телом. Однажды он сказал мне: «Не могу носить шорты. У меня совсем белые коленки. И вообще я не спортивный». Как-то еще он сказал: «Ева постоянно заставляет меня держать спину прямой. А я ей говорю, попробовала бы сама не сутулиться, если бы носила в карманах такие тяжелые ключи». Он много говорил о личном, даже о совсем интимных моментах. Например, с самого начала он ни носил ничего, кроме серого кителя военного образца. До войны на какие-то мероприятия он надевал фрак или коричневую форму штурмовых отрядов. Для него это стало принципиальным вопросом. Он был очень чистоплотным, крайне ухоженным. Он всегда мыл руки, после того, как гладил собаку. Его собака, Блонди, очень много для него значила. Она могла обеспечить развлечение на целый вечер. Он был убежден, что эта собака невероятно умна и сообразительна и вообще просто удивительное существо. И она так же была очень к нему привязана. Даже несмотря на то, что ее тренировал профессиональный специалист и за ней очень следили. Не думаю, что Гитлер сам кормил собаку. Но помню, что в маленькой спальне Гитлера в бункере было организованно место и для Блонди: большой деревянный ящик на случай, если у вдруг нее появятся щенки. Там становилось очень тесно, если все мы рассаживались около кровати. Если кто-то хотел выйти вставать приходилось всем. Блонди могла выполнять много забавных трюков. Скажем, подавать голос по команде. Но не могу назвать это лаем. Она просто пела. Например, она подвывала и, если Гитлер говорил: «Блонди, пой глубже. Пой как Са́ра Леа́ндер[url=file[img]]:[/url]то Блонди брала на октаву ниже. Он очень гордился её умением выполнять этот трюк. Он так же гордился тем, что она беспрекословно ему подчинялась. Она действительно слушалась каждого его слова. Иногда он выходил с ней на прогулку по территории, где было устроено множество различных препятствий и всегда был очень рад видеть, какая она сообразительная. Иногда он бросал ей гантель, она брала её в пасть с краю и гантель свисала в сторону. Тогда он демонстрировал нам, что она будет делать дальше. Он наклонял голову и смотрел, как будто это она смотрит на него, чтобы показать, что он все видит. Ему приходилось сказать ей: «Блонди, как следует?» Тогда она брала гантель очень аккуратно. Он часто изображал что-то в этом роде. Думаю, ему это действительно нравилось. Когда я думаю об этом сегодня и слушаю то, что я говорю, все эти маленькие истории звучат просто банально. Думаю, что эти его черты, какие-то персональные манеры сегодня просто не имеют никакого значения. Потому что общий итог был просто ужасен. Я хочу сказать, что тогда для меня, разумеется, было очень важно увидеть его человеческую сторону. Но сегодня, может мне и не стоило бы описывать эти подробности. Вопрос журналиста: а был ли момент, когда у вас появилось ощущение, что еврейский вопросвсплыл на поверхность? Траудль Юнге:Я расскажу вам об одном эпизоде. Это произошло в Бергхофе[url=file[img]]: заговорил о концентрационных лагерях. Он сказал, что появился некий метод, который нашел себе весьма удачное применение. Например, поджигателя заставляли отвечать за пожарную безопасность и можете быть уверены, что пожара не будет никогда. Подобный комментарий прозвучал всего один раз. И всего один раз был упомянут термин «концентрационный лагерь». Слово «еврей» в разговорах не употреблялось никогда. То, что Гитлер говорил периодически в своих выступлениях о международном еврействе или евреях, просто игнорировалось. Никто и никогда не поднимал данные темы, по крайней мере, в нашем присутствии. Хотя был один раз. Я помню, что вопрос возник. Это произошло как-то вечером, в Бергхофе. В гости приехала фрау Фон Ширех. Я не присутствовала и только потом узнала, что произошло. В тот момент меня не было в комнате. У нее были весьма дружеские отношения с Гитлером и неожиданно, совершенно неожиданно она коснулась этой темы. Она открыто высказала фюреру, что с евреями в Амстердаме обращаются просто ужасно: ими набивали вагоны. Она сказала, что такое обращение просто бесчеловечно. Должно быть, его это очень рассердило. И он заявил ей: «Не лезьте туда, где вы ничего не понимаете с вашей отвратительной слащавой сентиментальностью». Он был очень недоволен, вышел из комнаты и не вернулся. После этого фрау Ширех больше не приглашали в Бергхоф. Мне рассказал об этом муж, он присутствовал при разговоре. В последствии я часто вспоминала этот эпизод. С ним нельзя было обсуждать вопросы, которые могли оказаться слишком болезненными или сложными. Такой была одна из его сторон. Всего один раз возникла конфликтная ситуация. Иногда я думаю, что если бы у меня появилась возможность снова встретить Гитлера в этой жизни, ну, или каком-нибудь другом мире я бы непременно спросила у него, чтобы он сделал, если бы нашел еврейскую кровь в своей собственной родословной? Отправил бы себя в газовую камеру? Он никогда не мыслил представлениями обычного человека. Человечество для него ничего не значило. Существовали лишь идеи «Сверхчеловека», «Нации», абстрактный образ «Великого Германского Рейха» могучего и непобедимого. Отдельная личность для него никогда ничего не значила, хотя он постоянно говорил, что хотел сделать людей счастливыми. Он основал организации, занимавшиеся вопросами отдыха и благотворительности в Третьем рейхе. Но личное счастье никогда не имело для него значение. Вопрос журналиста: любовь для него была чем-то чуждым? Траудль Юнге:Он никогда не говорил о любви. В самом деле, я ни слова о любви от него не слышала. Только сейчас я это вдруг осознала. Его рассуждения на данную тему можно назвать чуть ли не примитивными. Величайший из героев заслуживает самую красивую женщину. Однажды он сказал, что у доктора Роберта Лея, одного из политиков Третьего рейха, красивая жена. И она должна быть красивой. Такая красота по типу Бригитты Хельм (прим.актриса), словно она сделана из мрамора. Такая типичная породистаябелокурая красавица. Хотя на мой взгляд с ней было на редкость скучно. И он никак не мог понять, как мужчина, обладая такой красивой женой, мог изменять с менее привлекательной женщиной. Он даже представить не мог других качеств, кроме безупречной красоты. Не думаю, что у него были обширные познания о женщинах. И у меня никогда не было ощущения, что в его отношениях с Евой Браун присутствует эротический подтекст. Он, безусловно, обладал немалой привлекательностью, не знаю права я или нет, но у меня было ощущение, что все имеющее отношение к эротике смущает его. Я не могу этого объяснить, но мне кажется, что он не был готов дать себе волю. А это очень важная составляющая именно любовных отношений. Ему нравилось законное бракосочетание. Но если бы его спросили почему он не женится, то он бы ответил: «Я бы не смог стать хорошим мужем. Просто не могу себе этого позволить». Возможно он хотел сохранить образ неженатого мужчины ради избирателей-женщин. Женщины просто с ума сходили по нему. Не могу сказать почему. Однажды он еще раз высказался по этому поводу. Вот его слова: «Дети – это рискованно. Иногда дети гениев могут оказаться кретинами». И пусть я была наивной юной девушкой, меня поразила эта фраза. Как можно самому себя считать гением? Внутри меня все задрожало. День 20 июля 1944 года был очень жарким и душным. Мы с фрау Кристиан решили воспользоваться утренней погодой, сели на велосипеды и выехали за пределы охраняемой зоны к небольшому озеру, где мы могли бы поплавать и позагорать хотя бы ненадолго. Мы совсем не разговаривали, просто молча наслаждались отдыхом. Когда солнце высоко поднялось в небо, и мы поняли, что наступает полдень, мы решили, что пора возвращаться назад. Мы не знали, что началось совещание по военным вопросам и наше присутствие могло потребоваться раньше. Когда мы вернулись на территорию, там было припарковано много офицерских машин. Совещание продолжалось. Мы пошли в свою комнату, как вдруг, внезапно раздался ужасный грохот. Взрывы иногда происходили, когда, скажем, олень наступал на мину или проводились учения отражения воздушного налета, испытывалось новое оружие. Мы не обратили на него особое внимание. Внезапно снаружи стали раздаваться крики, кто-то звал врача. Мы выбежали из помещения и поняли – что-то действительно произошло. Мы бросились к бункеру фюрера, а навстречу нам бежали солдаты и кричали: «Дальше нельзя!» Там был взрыв. Мы не знали, что с фюрером. Ранен ли он? И вообще не имели понятия о том, что произошло. Тогда мы поспешили к зданию, где проходило совещание и хотели зайти туда, но к нам подошли двое, все в крови. Кажется, это были генерал Йодль и майор Вайсенигер, один из штабных офицеров. Они сказали: «Туда нельзя. Вас не пустят. Вам лучше уйти». Для нас произошедшее стало настоящим шоком. Мы не знали, что произойдет, если фюрер действительно погиб? Куда жизнь повернет дальше? В голове крутились ужасающие мысли. Типа «что будет с нами?» или «кто будет руководит страной в этой войне вместо фюрера?» Мы находились в состоянии жуткой паники. Потом мы вернулись в комнату и стали ждать там. К нам зашел Отто Гюнше. Он был весь растрепан и выглядел взволнованным, но сказал: «Не нужно беспокоиться. С фюрером ничего не произошло. Он у себя в бункере. Так что, если хотите, можете пойти и повидаться с ним». Мы сразу же пошли в бункер фюрера. Он стоял в передней и выглядел так забавно, что мы чуть не расхохотались. Волосы стояли торчком, а брюки превратились в лохмотья. Но он приветствовал нас торжествующей улыбкой и сказал: «Я спасен! Судьба выбрала меня! Провидение сохранило мне жизнь! Это знак свыше! Я должен довести свое дело до конца! Эти трусы слишком испугались, чтобы стрелять в меня и рисковать собственными шкурами! Они подложили бомбу!» Он был в ярости и сыпал проклятиями. По его мнению, кто-то из солдат инженерных частей, строивших здание, заложил взрывное устройство под полом. Потом мы ушли. Он с гордостью заявил нам, что доктор Морелль проверил у него пульс и он был в норме. На правой руке были порезы, которые причиняли ему боль. Поэтому он держал руку под кителем. В тот момент мы почувствовали огромное облегчение, потому что не ожидалось никаких принципиальных изменений, которые бы самым невероятным образом повлияли бы на наши судьбы. Вечером мы ужинали с ним – нет, днем приехал Муссолини. Гитлер с невероятной гордостью показывал ему разрушенное здание. Он объяснил ему, что оно было полностью уничтожено, поскольку оказалось совершенно хлипким. И разумеется, он снова не забыл указать на то, что воистину «судьбоносным актом», «волей провидения» стало решение перенести совещание из бункера, где оно должно было проводиться. Бункер был не достроен, поэтому совещание перенесли в барак. И он сказал, что если бы оно проводилось в бункере, то меня бы уже не было в живых. Вскоре выяснились подробности, которые потрясли его до глубины души. Он обсуждал варианты возможного покушения, как вдруг подошел телефонист и сказал: «Мой фюрер, полковник Штауффенберг выходил из барака. Он сказал, что собирается позвонить, но так и не сделал этого». Телефонист сказал, что звонок стал причиной, по которой Штауффенберг вышел. Но он так и не был сделан. Внезапно подозрение со строителей переместилось на конкретного офицера, и оно было более весомым. Информацию тут же передали в Берлин и теперь Геббельс был в курсе. Весь аппарат пришел в движение. Было информировано и армейское верховное командование. Геббельс связался с полковником Ремером, командиром полка дивизии великая Германия. Думаю, что они захватили радиостанции и другие опорные пункты. Так что все складывалось против Штауффенберга.
урожд. Сара Стина Хедберг (Zarah Stina Hedberg), 15 марта 1907 — 23 июня 1981) — шведская киноактриса и певица, работала в основном в Германии».
Место резиденции Гитлера
Пс.118:113 – «Вымыслы человеческие ненавижу, а закон Твой люблю». Более подробную информацию вы можете получить ЗДЕСЬ http://www.kistine1.narod.ru
|
|
| |
Игнатий_Лапкин_(ИгЛа) | Дата: Суббота, 11.03.2017, 09:22 | Сообщение # 80 |
Супер главный
Группа: Главный Администратор
Вера: Православный христианин
Страна: Российская Федерация
Регион: Алтайский
Город: Барнаул
Сообщений: 7670
Награды: 32
Репутация: 30
Статус: Offline
| №2. Тем временем, в штаб-квартире фюрера предательство высших штабных офицеров вызвало самую настоящую панику. Гитлер впал в ярость. Он начал проклинать трусов, вознамерившихся избавиться от него, не представляя, что произойдёт в Германии, да и по всей Европе, если его не будет в живых. Иудаизм вновь наберёт силу и полный ненависти уничтожит Германию, всю Европу и вообще всю культуру. Они даже не представляют, говорил он, что наши враги собираются сотворить с Германией и Европой. Он заявил, что у западных держав никогда не хватит сил противостоять большевизму. Только он способен на это и ничто не помешает ему выполнить свою миссию. Другого решения нет и быть не может. Германия должна выигратьвойну.
К этому моменту он довёл себя уже до почти эйфорического состояния. Это событие ещё больше уверило его в том, что он на истинном пути. Я часто задумывалась, а раньше, когда ситуация не была такой ужасной, мог бы он сказать: «Я не в состоянии выиграть войну»? Может в какой-то момент он бы прояснил следующие слова «Я должен заключить мир». Но после покушения надежды на другой исход вообще не оставалось. Он настолько укрепился в своих идеях, что в тот же вечер выступил с обращением к германскому народу. Там были слова и о его чудесном спасении, и о том, что мы должны пожертвовать всем ради победы в этой войне. Мы должны победить - какая-то чушь! Мы должны победить, потому что победить мы должны. Гитлер всегда говорил: «Большевизм просто не может победить. Я единственный, кто в состоянии не допустить этого. Без Германии западные державы не способны остановить лавину». Он был в этом убеждён. Но при этом не мог не видеть, что победа не возможна. Вообще-то я думаю, что он просто потерял ощущение реальности. Он уже не был в состоянии «уверенно стоять на ногах». Тогда он решил сделать последнюю ставку и в случае неудачи утащить с собой на дно всех остальных. Что касается меня, то глубоко в сердце у меня были сомнения и я задавалась вопросом: «Действительно ли это правильно»? Но тогда, чтобы ставить подобный вопрос и устраивать дискуссию на эту тему, требовалось гораздо больше храбрости. Думаю, что это тот самый случай, когда ценишь иуважаешь кого-либо, очень не хочется разрушать созданный образ. Когда нехочешь знать, что за маской скрывается чудовище. Я не считаю, что он относился к войне легкомысленно. Он безусловно видел в ней зло, хотя и никогда и не говорил об этом. Например, когда поступали сообщения о воздушных налетах и люди начинали это обсуждать. Или я говорила что-нибудь вроде: «Мой фюрер, вы даже не представляете насколько тяжело приходится бездомным, чьи жилища разбомблены, это просто ужасно». Тогда он останавливал меня и говорил: «Я очень хорошо представляю себе то, о чём вы говорите. Но мы нанесём ответный удар. Отомстим, новое оружие всё изменит. Вот тогда мы отплатим!» Он всегда говорил одно и тоже. Правда иногда добавлял, что после войны мы отстроим всё заново и будет даже лучше. Думаю, что проводилась политика отрицания. Он ни разу не видел уничтоженный бомбёжками город. По Германии мы проезжали в специальном поезде с наглухо зашторенными окнами. Ночью поезд прибывал на станцию Анхалтер, в Берлине и водитель специально выбирал те улицы, которые были разрушены меньше остальных. Кстати, еще, у него в комнате никогда не было цветов. Он ненавидел присутствие того, что умерло. Когда думаешь об этом, кажется странно, тот кто погубил тысячи людей не хочет, чтобы у него в комнате стояли мёртвые цветы, прекрасные цветы. Ева Браун, испытывая желание в последний раз ощутить радости от жизни, решила устроить вечернику. Она пригласила всех, кто ещё оставался на верху в свои прежние апартаменты. Была всего одна пластинка «Красные розы говорят тебе о любви». Были танцы и шампанское. Её веселье граничило с истерикой. Атмосфера была напряжённой. В ней ощущалось отчаянье. Она внушала какой-то потусторонний ужас. Советские реактивные минометы обеспечивали аккомпанемент. Я побыла там какое-то время, потом ушла. Настроение у меня было совсем не весёлым. Потом я спустилась в бункер, там находилась моя спальня, и попыталась уснуть. На следующий день, 22 апреля, Гитлер созвал совещание для обсуждения ситуации. Явились все офицеры генерального штаба: генералы Кребс и Бургдорф и все адъютанты. Внезапно он открыл двери конференц-зала, вышел в переднюю, прошёл оттуда в свой кабинет и позвал нас к себе. Я имею ввиду остававшихся в бункере женщин: фрау Кристиан, меня, еще повара фройляйн Морцеалле и Еву Браун. Он сказал: «Всё кончено. Вы должны немедленно покинутьБерлин». Его лицо напоминало каменную маску. Казалось, что на его лицо уже надета посмертная маска. Мы стояли совершенно ошарашенные. Потом Ева Браун подошла к нему, взяла его оби руки в свои и сказала: «Ты должен понимать, что я остаюсь. Я тебя никогда не оставлю». Тогда он наклонился вперёд и впервые в присутствии посторонних поцеловал её в губы. Потом фрау Кристиан и я, мы вместе сказали: «Я остаюсь». Не знаю, почему я это сказала. Может, потому, что даже не представляла куда мне идти. И конечно, я волновалась. Мне было страшно покидать это безопасное место. Может, мне казалось, что все происходящее не так серьёзно. Потом он сказал: «Я должен застрелиться». И добавил: «Вот бы моим генералам вашу храбрость». Мы вышли из комнаты. Все, кто присутствовали на совещании стояли там. Лица у них были красные или белые, как у покойников и они стояли не шелохнувшись. Не помню, что я делала потом. Вся эта ситуация каким-то образом привела меня в состояние шока. Но жизнь продолжалась, по крайней мере, какое-то ещё время. Гитлер настаивал на том, что ситуацию спастиневозможно. Хотя генералы пытались убедить его, что шансы ещё оставались. Но после 22-го апреля катастрофы следовали одна за другой. Тогда весь персонал, в котором не было необходимости, отправили на юг. Адъютант Гитлера, Шауб, был старым бойцом с самых первых дней, верным последователем. Он должен был упаковать все личные бумаги и документы в коробки. Какие-то из них он сжёг во дворе перед бункером. Остальные были загружены в последний улетавший самолёт. Потом настала и его очередь уезжать. Он должен был отправиться в Мюнхен и сделать тоже самое: перебрать все документы и файлы и уничтожить некоторые из них. Он расставался с фюрером со слезами на глазах. Фройляйн Вольф и фройляйн Шредер тоже должны были покинуть Берлин. Те из нас, кто остались, вели какое-то призрачное существование. Мы уже не знали, день сейчас или ночь. Мы не чувствовали вкуса еды, которую нам подавали. Но мы всё ещё пытались вести какие-то разговоры. Правда, начиная с того дня, почти все они сводились к тому, как быстрее всего надежно и безболезненно лишить себя жизни. Разумеется, мы задали вопрос Гитлеру: «Почему бы вам не попытаться бежать?» Ответом было: «Я не хочу попадать в лапы врага живым». Тогда мы спросили: «Ну, зачем вам совершать самоубийство?» Он ответил: «Я не хочу, чтобы враг взял меня живым. У меня нет сил пойти в бой со своими солдатами. И никто из моих верных соратников не застрелит меня, если я попрошу. Так что остаётся сделать это самому». У него было несколько капсул с ядом, полученных от Гиммлера. Мы тоже попросили для себя. Рассказы о том, что русские вытворяли с немецкими женщинами, занимая города, были просто ужасающими. Так что мы попросили себе ампулы с цианистым калием. Чтобы воспользоваться ими при необходимости. Он дал нам таблетки и сказал: «Я предпочёл бы сделать вам более приятный прощальный подарок». Нам также разрешили учиться стрелять. Какое-то время мы практиковались в стрельбе по мишеням в здании рейхсканцелярии. Мы просили об этом ещё раньше, в восточной Пруссии, но тогда он нам отказал. Сейчас наша просьба была удовлетворена. Ева Браун тоже присоединилась. Через пару дней должно быть 24-го апреля. Геббельс встретил меня в коридоре и сказал: «Фрау Юнге, моя семья переезжает в бункер фюрера. Проследите, чтобы детям подыскали место, где они могли бы спать». Я передала распоряжение управляющему или же ответственному за жилые помещения фюрера и для детей нашли комнату, были застелены кровати. Вскоре приехали фрау Геббельс с шестью детьми. Дети были весёлые, в хорошем настроении. Теперь они могут остаться с дядей Гитлером. Кто-то сказал: «Здесь нам будет безопаснее».
Не думаю, что они подозревали что-то плохое, но впереди были самые ужасные дни. И вообще в те дни везде царила крайне напряжённая атмосфера. Что произойдёт в ходе последнего штурма и обороны? С фронта приходили сводки, но в них не было никаких реальных новостей. Созывались совещания с целью преодоления кризиса, но они прерывались в виду полного отсутствия надежды. Ни обороны, ни атак больше не было. Гитлер потерял всякую надежду и отстранился. Он ушёл в себя. Он стал совершенно вялым и апатичным. Обычно он сидел в коридоре с одним из щенков. У Блонди появились щенки. Они жили в прачечной бункера – совсем небольшой комнатке. Он сидел там, прижимая к себе щенка, уставившись куда-то перед собой. Мы не понимали, чего он ждёт, однако офицеры продолжали попытки. Они явились с предложением повернуть назад армию генерала Венка, которая шла на запад. Она бы соединилась с частями генерала Штайнера, продвигавшегося с севера. Тогда Берлин можно будет попытаться спасти. Эта идея вдохнула в Гитлера жизнь. Он снова стал интересоваться общей ситуацией. Созывались совещания, и мы так же присутствовали. Мы уже точно не знали день сегодня или ночь. Регулярного питания больше не было. Никто не заботился о соблюдении каких-то правил. При Гитлере уже позволяли себе курить. За обеденным столом всё ещё разговаривали, а по вечерам пили чай. Гитлер был крайне апатичен, настроение у всех подавленное. Что, впрочем, следовало ожидать. Предпринимались какие-то попытки поднять настроение в духе совсем чёрного юмора, типа «держи голову выше, пока она еще у тебя есть». Ужасное было время. Мы вели себя просто, как механизмы. Я затрудняюсь припомнить какие-то человеческие чувства. Ты как будто уже вовсе не ты. Просто тебя куда-то несёт. Попробуйте представить себе наше положение: оглушительный грохот орудий, взрывающихся бомб, абсолютно призрачная атмосфера на фоне не прекращающегося шума. Но, несмотря ни на что, когда обстрел хоть ненадолго прекращался и становилось спокойно мы с Евой Браун и с фрау Кристиан выходили во дворик. Там была весна, цвели нарциссы, на деревьях набухали почки, сияло солнце, и надежда возвращалась сама собой. Мы снова жили потому, что природа не стояла на месте. Потом мы спускались в бункер отдохнувшими. Все сидели там в полном отчаянии, без всяких надежд. В последний раз Ева Браун была с нами, когда мы решили прогуляться дальше, на территорию соседнего с нами министерства иностранных дел. Она увидела очень красивую статую нимфы у фонтана. Она была на столько под впечатлением, что вернулась в бункер и сказала фюреру: «Знаешь, там наверху скульптура; если ты победишь в этой войне, то купи её для меня, пожалуйста». Он ответил: «Но я не знаю, кому она принадлежит. Это государственная собственность. Я не могу вот так просто купить её и поставить у тебя в саду». Удивительно, что это всё ещё продолжалось. Тогда она сказала: «Но если ты сумеешь победить русских, можно же хоть раз сделать исключение?» И всё это звучало просто кошмарно. Такие разговоры действительно происходили. Потом мы снова переключались на оптимальные способы самоубийства. Самый надежный способ выстрелить себе в рот. Если стрелять в голову, то можно повторить печальный опыт генерала Шпиглера в Париже. После атаки он выстрелил себе в голову, но лишь ослеп. Ева сказала, что я хочу быть красивым трупом, поэтому приму яд. И вот этот ужасный противоречивый поток эмоций захлёстывал, оставляя в состоянии полной опустошенности, оцепенения. Я помню это, как состояние транса или шока, когда действуешь автоматически, не анализируя свои эмоции. Даже просто не испытывая их.
Случавшиеся порой эпизоды были просто дикими. Внезапно прошёл слух, что Гиммлер, при посредничестве графа Бернадотта, ведёт мирные переговоры. После этого Гитлер преисполнился подозрений. Он решил, что один из офицеров связи при Гиммлере: генерал Фегелейн и доктор «эсэсовец» по фамилии Штумпфеггер – заодно с Гиммлером и, замыслили вынести его из бункера живым. Он даже отослал доктора Морелля, когда тот в положенное время пришёл делать уколы: «Убирайтесь из моей комнаты, немедленно оставьте её!» Он боялся, что кого-нибудь могли подкупить, чтобы он попытался вывезти его из Берлина живым. Он заявил всем, что никуда не поедет, но его по-прежнему пытались убедить. Тогда Ева Браун, у которой внезапно проснулся комплекс преданности, сказала: «А где же Шпеер? Шпеер ведь твой друг, он должен быть с тобою в такие тяжёлые времена». Он отвечал: «Послушай, дитя моё, у Шпеера важные дела там – снаружи. Его место там, где есть работа, а не здесь со мной». На что она заметила: «Ну, раз он твой друг, то должен приехать». Шпеер действительно приехал. Он приехал и имел продолжительную беседу с Гитлером. Не знаю, что они обсуждали. Гитлер ничего об этом не говорил. Но даже Шпеер не сумел убедить его. Впрочем, не думаю, что он даже пытался. Мне кажется, что в тот момент Шпеер уже отказался от тактики «выжженной земли». В последствии ходили слухи, что он пытался отравить газом всех, находящихся в бункере. Газ предполагалось пустить через систему вентиляции. Не уверена, что это правда и что он пытался такое совершить. Внезапно события приняли совсем иной оборот. К тому моменту Геринг был назначен вице-канцлером. Он находился в Бергхофе. И вдруг от него пришла телеграмма: «Мой фюрер, поскольку вы не в состоянии принимать решения и управлять ситуацией из Берлина, я считаю себя вашим преемником с 22-ух часов, если не получу от вас никаких распоряжений». Телеграмму получил Мартин Борман. Он по-прежнему контролировал всю поступавшую к Гитлеру информацию. Ничто не могло попасть на стол к Гитлеру без предварительного просмотра Бормана. Борман вручил телеграмму Гитлеру и предложил разъяснить её смысл. Как бы то ни было, Гитлер расценил телеграмму, как измену. И без сомнения, Борман лишь укрепил это его мнение. Он отдал приказ об аресте Геринга со всем его штабом. Это предательство сделало Гитлера ещё более подозрительным. Он даже приказал расстрелять своего шурина, Фогеляйна. Он освободил Фогеляйна от обязанностей еще 22 апреля: «Можешь уезжать, если хочешь». Те, кто остались, делали это сознательно. Но однажды Фогеляйн исчез. Он не просто был офицером связи у Гиммлера, он был зятем Евы Браун. Он был женат на её сестре, Грете. Грета ждала от ребёнка, она находилась в Мюнхене. Фогеляйн вдруг исчез. Его не могли найти в бункере. Гитлер хотел видеть его, а Фогеляйна нигде не было. Затем Ева смогла отыскать его, дозвонившись ему на квартиру. Он сказал ей: «Умоляю, поедем в Мюнхен со мной. Ты погибнешь, если не уедешь отсюда». Ева ответила: «Герман, ты ведь знаешь, что я не уеду. Я хочу, чтоб ты немедленно вернулся сюда. Ты нужен фюреру». Фогеляйн таки не объявился, поэтому за ним кого-то отправили, и он был совершенно пьян. Гитлер приказал расстрелять его. Ева пролила не мало слёз из-за этого, но была вынуждена смириться. Состоялось ещё одно, когда уже не оставалось надежды. Когда Гитлер собирался покончить с жизнью. Всё это было совершенно диким. Я не могла толком понять, что происходит, потому что всё было довольно запутанно. 26 апреля, когда вокруг всё уже горело, затягивалось дымом, везде были воронки от взрывов: на главной аллее, перед бранденбургскими воротами приземлился легкий самолет Storch. В нём находились летчица Ханна Райч и генерал фон Грейм. Он был ранен. Их атаковали вражеские истребители. Пуля попала Грейму в ногу. Доктор Штумпфеггер обработал ему рану. А Ханна Райч просто сияла, приближаясь к своему любимому фюреру. Никогда не видела, чтобы женщина приветствовала фюрера с такой нездоровой преданностью, всепоглощающей готовностью умереть за него. Она была не слабой. В отличии от Евы Браун, она была бойцом. Потом она пела колыбельные детям Геббельса. Грейм должен был заменить Геринга, а Хана Райч должна была, как это сказать, вылететь из Берлина с призывом к объединению. И она сумела долететь. Тогда этот эпизод показался чем-то чудовищным: внезапно кто-то из окружающего мира ворвался в ловушку, в которой все мы находились, а потом точно так же улетел с посланием, несущим людям надежду, а мы остались… До того, как всё закончится оставалось ещё три дня. В самом деле, не знаю, как мы жили? Скорее вели призрачное существование. Передавали по кругу чашки с чаем и сидели на что-то надеясь, в каком-то ожидании. Но контрудар Венка и Штайнера так и не состоялся. Хотя произошли другие события: девушка, работавшая на кухне, вышла замуж. Они привели в бункер чиновника-регистратора. Потом кто-то отыскал в разбомблённом городе родителей невесты и привёл и их. Они поженились и по этому поводу устроили празднование, под грохот разрывающихся вокруг артиллерийских снарядов. Кажется, даже были танцы. Вот и нашёлся аккордеон. Всё это было каким-то кошмаром. Потом Гитлер решил отравить свою собаку. После казни Фогеляйна и измены Гиммлера, о которой уже стало известно, Гитлер перестал надеяться на ампулы с цианистым калием, полученными от Гиммлера. Он решил проверить их на собаке, чтобы быть уверенным в их действии. Так бедняжку Блонди отравили, яд подействовал молниеносно. И запах горького миндаля распространялся по бункеру, он был просто ужасен. Помню, тогда я подумала: нет ничего хуже, чем умереть здесь, в этом бункере. Но это было лишь частью моих переживаний. Я всё-таки надеялась, что какой-то выход есть. Мы с Евой Браун сидели возле бункера на свежем воздухе. Было совсем тихо, и она сказала: «Дайте и мне сигарету». Потом она добавила: «Сегодня вечером я буду плакать». Я спросила: «А что? Разве уже пора?» «Нет-нет, - сказала она, - Я о другом». Вечером, это было 28 апреля. В тот вечер, когда Гитлер… как же это произошло? Да, Гитлер женился на Еве Браун. Снова пригласили регистратора, и они поженились под грохот советской артиллерии. Подписываясь, Ева начала свою фамилию с буквы «Б», а потом переправила её на «Г». Так что она вышла из этого ада фрау Гитлер. Она прошла мимо построившегося персонала со словами: «Теперь вы можете называть меня фрау Гитлер». До этого все обращались к ней «фройляйн». Потом они пошли в комнату, где по вечерам Гитлер пил чай. Я собиралась пойти за ними и тут он спросил: «Дитя моё, вы хоть немного отдыхали?» Я ответила: «Да». Тогда он сказал: «пройдёмте в соседнюю комнату, я хочу кое-что вам продиктовать». Я подумала: «Что? он собирается говорить сейчас?» Я зашла в комнату, которая была почти пустой. Там стоял большой стол, скамейка у стены и ещё несколько кресел. Он сказал: «Возьмите блокнот для стенографии». Это было впервые. Никогда я ещё не вела у него стенографические записи. У меня не было с собой блокнота. Пришлось пойти и взять его. Я села, и он начал говорить. Наклонившись вперед, опираясь на руки с отсутствующим выражением лица, уставившись куда-то в пространство он сказал: «Моё политическое завещание». Я подумала: теперь я узнаю, что же на самом деле произошло; теперь я узнаю, почему мы проиграли войну; он будет оправдываться и приносить извинения; наконец-то всё объяснит. И вот он начала говорить… И это были всё те же слова: «Во всём виноваты евреи…» И ещё: «Борьба была необходима для того, чтобы не дождаться худшей участи и спасти Мир… германский народ не был готов к своей исторической миссии, поэтому он должен погибнуть… национал-социализм умрёт и уже никогда не поднимется вновь…» Но он так же назвал состав нового правительства. Когда я писала, мне показалось, что я не расслышала, всё выглядело непонятно, лишённым смысла. Я закончила записывать этот текст. Потом он продиктовал своё личное завещание: если мы проиграем войну и враги обойдутся с нами именно так, как он предсказывал, то не было никакого смысла в составлении этих документов. Тем не менее, он надиктовал их. Не забыл даже своего управляющего. Избавился от фотографий, ещё кое-какие мелочи… Потом он сказал: «Дитя моё, пожалуйста, напечатайте это в трёх экземплярах как можно скорее». Я пошла в комнату, которая служила чем-то вроде конторы. Ей так же пользовался телефонист. Принесла пишущую машинку и начала печатать свои стенографические записи. Я сделала гораздо меньше ошибок, чем обычно, даже не знаю почему. Я печатала механически. Обычно я часто делала ошибки вовремя печатанья, но на этот раз было всего две незначительные ошибки. Тогда ещё не было современных средств коррекции: ленты, например. Поэтому ошибки приходилось стирать и подправлять. И подкладывать что-то под копиркой, чтобы не испортить другие листы. Я все напечатала. Теперь могла внимательно прочитать текст, но он продолжал подходить ко мне. Теперь уже все сидели в гостиной Гитлера и праздновали свадьбу, произносили тосты, пили шампанское. Я там не была, но, должно быть, всё это выглядело дико. Там были только Геббельс, Борман, один из адъютантов, который остался, фрау Кристиан и, разумеется, фрау Геббельс. Гитлер продолжал выходить и спрашивать: «Вы ещё не закончили?» Я старалась работать как можно быстрее. Потом зашёл Геббельс… Его лицо было всё в слезах с совершенно убитым выражением. Он сказал: «Фрау Юнге, фюрер приказал мне покинуть Берлин. Я не могу этого сделать, поскольку я комендант города. Моё место в Берлине, рядом с ним». И он надиктовал дополнение к завещанию, отмечая, что находится в ужасной ситуации, поскольку не может выполнить последний приказ фюрера. Пусть его обвинят в неповиновении, но он не может поступить иначе. Он заявил, что его место здесь, и он сам покончит с жизнью. Да, вот что я должна сказать вам. Поначалу Геббельс объявил жителям Берлина, что фюрер находится в городе и возглавит его оборону. Потому что так было всегда: где бы ни находился фюрер, даже в обороне – поражение было невозможным. Это была ложь, такая же, как и многое другое. Итак, я всё напечатала, текст унесли. Три копии должны были доставить три курьера: одну – Дёницу, одну – Шраммеру, не помню кому предназначалась третья. В общем, все три копии политического завещания были отправлены. Гитлер сказал, что как только будет получено подтверждение доставки хотя бы одной копии – настанет ему время прощаться. Итак, мы снова остались ждать. Я уничтожила все наброски и стенографические записи. Не помню, как мы провели это время. Оставалось немного, но еще два дня и две ночи. Это был кошмар – самый настоящий кошмар. И дети по-прежнему оставались в бункере. Фрау Геббельс бродила вокруг, как призрак. В сумочке у нее был яд. Нам оставалось думать только о своей смерти, но она прошла через это шесть раз. Она уже больше не могла разговаривать с детьми. А детям сказали, что им сделают уколы, потому что вы живёте так близко к дяде Гитлеру, в бункере: здесь так много народу. Старшей, Хельге, было десять лет. У неё были такие печальные глаза. Она вела себя так тихо. И я почувствовала, что она понимает то, что происходит. Это было просто ужасно. Я не помню, на самом деле, как мы провели эти последние дни. Помню только один из них – 30 апреля. В районе обеда дети выглядели такими несчастными. Я спросила: «Разве вы не ели?» Они ответили: «Нет, мы такие голодные». Я отвела их на лестницу между центральным помещением бункера и квартирой фюрера. Там было нечто вроде платформы с круглым столом и скамейкой. И я приготовила детям обед: хлеб с маслом, мармеладом… Что-то вроде этого. Им понравилось. А потом они начали считать попадания, потому что в бункере им было очень безопасно. Они знали, что под одиннадцатью метрами бетона не страшно. Я точно помню, вдруг раздался удар и Хельмут (прим. сын Геббельса) сказал:«точно в яблочко!». И мне показалось, что это Гитлер… Ну да, конечно, я забыла, Гитлер сначала попрощался. Да, это было именно 30-го. Внезапно появился Линге и сказал: «фрау Юнге и фрау Кристиан». Мы вышли в большой коридор рядом с комнатой Гитлера. И Гюнше сказал: «Идите, фюрер хочет попрощаться с вами». Я подошла к нему, как восковая кукла. Он стоял там с абсолютно отстраненнымвыражением лица. Он уже отошёл от этого мира. Он пожал мне руку, посмотрел поверх меня, а потом сказал что-то: я не поняла. Я не поняла техпоследних слов, которые он сказал мне. Он повернулся, пожал руку фрау Кристиан и фрау Морцеалле. Потом Ева Браун обняла меня и сказала: «Фрау Юнге, попытайтесь вернуться домой, передайте Баварии привет от меня». Да, я ещё расскажу вам про горничную Евы, Лизель. Она продолжала говорить фрау Геббельс: «Я заберу детей с собой, попытаюсь пробраться». Но фрау Геббельс сказала: «Нет, это невозможно. В Германии без национал-социализма у моих детей не будет никаких шансов. Я не хочу подвергать их позору и унижениям».
Видите, мы даже не знали, мы даже представить себе не могли, какой будет жизнь снаружи. Мы были так изолированы к тому времени, так отрезаны от реальной жизни, от войны и всего остального, что у нас даже идей не было, что произойдёт после падения национал-социализма? За исключением тех ужасных образов, которые рисовал Гитлер, хотя они были совершенно расплывчатыми. Что всех мужчин кастрируют, Германию сравняют с землей. Она будет присоединена к примитивному государству без промышленности. Всех женщин изнасилуют. Какие-то картины в духе Босха. Я не могла представить себе, как будет продолжаться жизнь… Лизель ушла без детей. Гитлер попрощался. Я сидела на лесенке с детьми, раздался звук выстрела. Хельмут сказал: «Прямо в яблочко». Я была уверена, что это тот самый «последний выстрел». Я оставалась на том самом месте. После какого-то времени по лестнице поднялся Отто Гюнше. Он шёл из бункера фюрера белый, как лист бумаги. И он сказал: «Я только что выполнил последний приказ фюрера. Я сжёг его тело». Я не пошла, не стала спускаться, чтобы посмотреть самой. Я пошла туда, где могла остаться одна. И здесь у меня в памяти начинается провал. Что-то на самом деле закончилось. У меня в голове как чёрная дыра. Первое, что я помню, это то, что я вернулась назад в попытке найти остальных. Они сидели в большом коридоре: пили и курили. Там был Борман, генерал Бургдорф, Геббельс тоже был ещё с ними, адъютанты Линге и Гюнше. Знаете, я почувствовала такую ненависть к Гитлеру, потому что он бросил нас. Ненависть личную, потому что он просто ушёл и оставил нас запертыми в этой ловушке. Внезапно остальные показались безжизненными куклами – марионетками, потому что ушёл кукловод. Ни у кого из нас не было своей жизни. У всех в кармане были ампулы с ядом, ничего больше. Я не знала, каким будет мой следующий шаг. Что я должна делать? Так, мне надо сделать перерыв…
Голос за кадром: После смерти Гитлера фрау Юнге сумела бежать из бункера. Но она не смогла найти свою мать в южной Германии. 9 июня 1945 года её арестовали русские, и она оставалась их пленницей до декабря. После домашнего ареста ей разрешили работать в благотворительном госпитале. С помощью армянина-переводчика, с которым она познакомилась во время допросов советскими офицерами, она смогла сбежать в западный сектор. В мае 1946-го года она вернулась домой в Баварию. Там её арестовали американцы. Три недели она провела в тюрьме Старнберга. После освобождения к её истории поднялся большой интерес. В 1947 году Траудль Юнге, которая никогда не состояла в нацистской партии, прошла процесс денацификации и ей был выдан сертификат. Траудль Юнге:Сразу после войны прошлое не принималось в вину. И это не было тем, что можно было обсуждать на публике. Об этом не писались книги и в дискуссиях не учувствовали политики. Даже после Нюрнбергского трибунала не начался процесс. Всё началось гораздо позже, в 60-ые годы. Не знаю почему, но внезапно, вдруг появилось так много книжек. Стало раздаваться очень много голосов. Мы узнали о «государстве СС», о дневнике Анны Франк и были люди, которые пережили всё это. Люди, которые сопротивлялись, тоже высказывались. И очень сильное впечатление на меня произвело то, что после войны мир был совсем не таким, каким его описывал Гитлер, - то, что он предсказывал. Внезапно повеяло духом свободы. Особенно от американцев. Я не попадала домой в течение года после начала оккупации, но они оказались настоящими демократами и людьми готовыми помочь. Приходили посылки благотворительные... И я не понимала… В ранние годы национал-социализма… и я не понимала, как вообще можно совместить всё с прошлым. Эти ужасы, которые были вскрыты на Нюрнбергском процессе: 6 миллионов евреев, людей другой веры, других убеждений, которые потеряли свои жизни. Для меня это стало настоящим шоком. Просто ужасающим шоком. Поначалу я не могла увидеть в этом связь со своим собственным прошлым. Я считала, что у меня нет моей личной вины, и я ничего об этом не знала. Я даже не предполагала, насколько это всё распространялось. Но однажды я шла у памятника на улице Франса Иосифа к памятнику девушки, которая сопротивлялась Гитлеру. Я вдруг поняла, что её казнили в том году, когда я начала работать у Гитлера. И в тот самый момент я вдруг поняла, что быть молодой это не оправдание. Что можно распознать то, что на самом деле происходит. Голос за кадром: После войны Траудль Юнге работала секретарём в журнале «Quick». Консультировала режиссёра Георга Вильгельма Пабста в его работе над фильмом опоследних днях Гитлера. Затем работала в литературном журнале, занималась научно-популярной журналистикой. Из-за тяжёлой депрессии она рано ушла на пенсию и проводила немало времени, читая слепым людям. В день премьеры фильма на берлинском фестивали 10 февраля 2002 года Траудль Юнге умерла от рака в мюнхенской больнице. Незадолго до смерти в телефонном разговоре с режиссёром фильма она сказала: «Кажется, я начинаю прощать себя». Конец.
Пс.118:113 – «Вымыслы человеческие ненавижу, а закон Твой люблю». Более подробную информацию вы можете получить ЗДЕСЬ http://www.kistine1.narod.ru
|
|
| |