Откуда взялись утренние или вечерние молитвы? Можно ли вместо них использовать что-то другое? Обязательно ли молиться два раза в день? Можно ли молиться по правилу св.Серафима Саровского?
О молитвенном правиле мы разговариваем с протоиереем Максимом Козловым, настоятелем храма святой мученицы Татианы при МГУ.
— Отец Максим, откуда взялось существующее молитвенное правило – утренние и вечерние молитвы?
- В том виде, в каком молитвенное правило печатается сейчас в наших молитвословах, его не знают другие Поместные Церкви, кроме тех славянских Церквей, которые в свое время стали ориентироваться на церковную печать Российской империи и де-факто заимствовали наши богослужебные книги и соответствующие печатные тексты. В греко-говорящих Православных Церквях мы подобного не увидим. Там в качестве утренних и вечерних молитв для мирян рекомендуется такая схема: вечером — сокращение повечерия и некоторых элементов вечерни, а в качестве утренних молитв — неизменяемые части, заимствованные из полунощницы и утрени.
Если мы посмотрим на традицию, зафиксированную по историческим меркам сравнительно недавно – например, откроем «Домострой» протопопа Сильвестра - то мы увидим почти до фантастичности идеальную русскую семью. Задача была дать некий образец для подражания. Такая семья, будучи грамотной по представлению Сильвестра, вычитывает последование вечерни и утрени дома, ставши перед иконами вместе с домочадцами и слугами.
Если мы обратим внимание на монашеское, священническое правило, известное мирянам по подготовке к принятию Святых Христовых Таин, то мы увидим те же три канона, что вычитываются на малом повечерии.
Собрание молитв под числами возникло достаточно поздно. Первый известный нам текст — это «Подорожная книжица» Франциска Скорины, и на сегодня у литургистов нет однозначного мнения, когда и почему такое собрание было сделано. Мое предположение (его нельзя считать окончательным утверждением) таково: эти тексты впервые у нас появились на юго-западной Руси, в волостях, где было очень сильное униатское влияние и контакты с униатами. Скорее всего, имеет место если не прямое заимствование от униатов, то определенного рода заимствование богослужебной и аскетической логики, свойственной на тот момент католической церкви, отчетливо делившей свой состав на две категории: церковь учащих и церковь учащихся. Для мирян предлагались тексты, которые должны были быть отличными от текстов, вычитываемых духовенством, учитывая иной образовательный уровень и внутрицерковный статус мирянина.
Кстати, в некоторых молитвословах ХVIII-XIX столетия мы видим еще рецидив того сознания (сейчас это не перепечатывается, а в дореволюционных книгах можно найти): скажем, молитвы, которые христианин может читать на литургии во время первого антифона; молитвы и чувствования, которые христианин должен прочитать и пережить во время малого входа… Что это как не некий аналог для мирянина тех тайных молитв, которые священник прочитывает во время соответствующих частей литургии, но только отнесенные уже не к священнослужителю, а к мирянину? Я думаю, что плодом того периода истории нашей Церкви и явилось возникновение сегодняшнего молитвенного правила.
Ну а повсеместное распространение в том виде, в каком оно есть сейчас, молитвенное правило получило уже в синодальную эпоху в XVIII-XIX столетии и постепенно утвердилось как общепринятая норма для мирян. Трудно сказать, в какой именно год, в какое десятилетие это случилось. Если мы почитаем поучение о молитве наших авторитетных учителей и отцов XIX столетия, то никаких разборов, рассуждений об утреннем-вечернем правиле ни у святителя Феофана, ни у святителя Филарета, ни у святителя Игнатия мы не найдем.
Так что с одной стороны признавая существующее молитвенное правило вот уже несколько веков употребляемым в пределах Русской Церкви и в этом смысле ставшим отчасти неписаной, отчасти писаной нормой нашей духовно-аскетической и духовно-молитвенной жизни, мы не должны и слишком завышать статус сегодняшних молитвословов и даваемых в них молитвенных текстов как единственной возможной нормы устроения молитвенной жизни.
-Можно ли изменять молитвенное правило? Сейчас установился такой подход среди мирян: можно дополнять, но нельзя заменять и сокращать. Что вы думаете на этот счёт?
- В том виде, в каком они есть, утренние и вечерние молитвы находятся в некотором несоответствии принципу построения православного богослужения, в котором соединяются, как все мы хорошо знаем, изменяемая и неизменяемая часть. При этом среди изменяемых частей есть повторяемые — ежедневно, еженедельно, раз в год — круги богослужения: суточный, седмичный и годичный. Этот принцип соединения твердого неизменного костяка, скелета, на который все наращивается, и варьируемых, изменяемых частей очень мудро устроен и соответствует самому принципу человеческой психологии: ей, с одной стороны, необходима норма, устав, а с другой – вариативность, чтобы устав не превратился в формальное вычитывание, повторение текстов, не вызывающих уже никакого внутреннего отклика. И тут как раз есть проблемы с молитвенным правилом, где одни и те же тексты утром и вечером.
При подготовке к Причастию у мирян имеют место три одних и тех же канона. Даже в священническом приготовлении каноны различны по седмицам. Если открыть служебник, то там сказано, что в каждый день недели вычитываются свои каноны. А у мирян правило неизменно. И что, всю жизнь читать только его? Понятно, что будут возникать определенного рода проблемы.
Святитель Феофан дает совет, которому в свое время я очень порадовался. Я сам и другие известные мне люди нашли для себя в этом совете много духовной пользы. Он советует при чтении молитвенного правила для борьбы с холодностью и сухостью сколько-то раз в неделю, заметив стандартный хронологический промежуток, уходящий на чтение обычного правила, попытаться в те же пятнадцать-двадцать минут, полчаса не ставить себе задачу непременно все прочитать, но многократно возвращаясь к тому месту, с которого мы отвлеклись или ушли мыслью в сторону, добиваться предельного сосредоточения на словах и смысле молитвы. Хоть бы в те же двадцать минут мы прочитали только начальные молитвы, но зато учились бы делать это по-настоящему. При этом святитель не говорит, что вообще нужно перейти на такой подход. А говорит, что нужно соединять: в какие-то дни целиком читать правило, а в какие-то – таким образом молиться.
Если взять за основу церковно-богослужебный принцип построения молитвенной жизни, разумно было бы или соединять, или частично заменять те или иные составляющие утреннего и вечернего правила на, предположим, каноны, которые есть в каноннике — там их явно больше, чем в молитвослове. Есть совершенно дивные, удивительные, прекрасные, восходящие в значительной части к преподобному Иоанну Дамаскину молитвословия Октоиха. Готовясь к Причастию в воскресный день, почему бы не прочитать тот Богородичный канон или тот воскресный канон к Кресту Христову или Воскресения, которое есть в Октоихе? Или взять, скажем, канон Ангелу Хранителю соответствующего гласа из Октоиха, чем один и тот же, который предлагается на протяжении многих лет читать человеку.
Для многих из нас в день принятия святых Христовых Таин, особенно для мирян, независимо от частоты причащения, душа, а не леность пододвигает человека скорее искать благодарение Богу в тот день, чем вновь повторить вечером слова, что «согреших, беззаконновах» и так далее. Когда все в нас еще полно благодарности Богу за принятие Святых Христовых Таин, ну что бы, к примеру, не взять то или иное акафистное пение или, скажем, акафист Иисусу Сладчайшему, или какое-то другое молитвословие и не сделать его центром своего молитвенного правила на этот день?
Вообще-то к молитве, скажу такое страшное словосочетание, нужно относиться творчески. Нельзя ее засушивать до уровня формально исполняемой схемы: иметь, с одной стороны, тяготу от того, что эту схему приходится день за днем, год за годом исполнять, а с другой стороны — какое-то периодическое внутреннее удовлетворение от того, что я должное исполняю, и чего вы там на небе от меня еще хотите, я же и так сделал, не без труда, то, что полагается. Молитву нельзя превращать в вычитывание и исполнение только обязанности, и считать — вот у меня нет дара молитвы, я человек маленький, святые отцы, аскеты, мистики молились, ну а мы уж так побредем по молитвослову — и спроса-то никакого нет.
- Кто должен решать, какое молитвенное правило должно быть – это сам человек должен решать или все-таки надо идти к духовнику, к священнику?
- Если у христианина есть духовник, с которым он определяет константы своего внутреннего духовного строя, то абсурдно было бы обойтись в данном случае без него, и самому, только своей головой решить, что делать. Мы изначально предполагаем, что духовник — это человек как минимум не менее опытный в духовной жизни, чем тот, кто к нему обращается, а в большинстве случаев несколько более опытный. И вообще — одна голова хорошо, а две лучше. Со стороны виднее то, что человек, даже разумный во многих отношениях, может не заметить. Поэтому благоразумно при определении чего-то, что мы стремимся сделать постоянным, посоветоваться с духовником.
Но на всякое движение души не насоветуешься. И если сегодня захотелось открыть Псалтырь — не в плане регулярного чтения, а просто открыть и добавить к своему обычному молитвенному деланию псалмы царя Давида — не звонить же батюшке? Другое дело, если хочешь начать читать кафизмы вместе с молитвенным правилом. Тогда нужно посоветоваться и брать на это благословение, а священник, исходя из того, готов ли ты, поможет тебе советом. Ну а на просто естественные движения души – тут уж как-то самому нужно решать.
- А если захотелось почитать Псалтырь, но не хочется читать начальные молитвы, которые идут перед этим? Можно ли их опускать?
- Я думаю, что как раз начальные молитвы лучше не опускать без нужды, потому что в них есть может быть самый концентрированный опыт Церкви – «Царю Небесный», «Пресвятая Троице», кто научил нас молитве «Отче наш» мы и так знаем, «Достойно есть» или «Богородице Дево радуйся» — их так немного, и они настолько очевидно избраны молитвенным опытом Церкви. Устав нам и так иной раз предлагает от них воздержаться. «Царю Небесный» — мы ждем 50 дней до праздника Пятидесятницы, на Светлой Седмице у нас вообще особенное молитвенное правило. Не понимаю логики этого отказа.
- Почему молиться надо именно два раза в день – утром и вечером? Одна наша читательница пишет: когда я занимаюсь с детьми, готовлю или убираюсь, мне так легко молиться, но как только я встаю перед иконами – все, как отрубает.
- Тут возникает сразу несколько тем. Никто не призывает нас ограничиться только утренним или вечерним правилом. Апостол Павел прямо говорит — непрестанно молитесь. Задача доброго устроения молитвенной жизни подразумевает, что христианин стремится в течение дня о Боге не забывать, в том числе и не забывать молитвенно. В нашей жизни есть много ситуаций, когда молитву можно в себе развивать отчетливым образом. Но с нежеланием встать и помолиться именно тогда, когда это предполагается долгом, нужно бороться, потому что, как мы знаем, враг рода человеческого там особенно противится, когда нет нашего самохотения. То легко делается, что делается, когда я хочу. Но то становится подвигом, что я должен делать вне зависимости от того, хочу или не хочу. Поэтому я бы советовал не отказываться от усилий поставлять себя на утренние и вечерние молитвы. Размер ее — другое дело, особенно у матери с детьми. Но она должна быть, как некая постоянная величина молитвенного устроения.
В отношении же молитв в течение дня: мешаешь кашку, молодая мама, — ну напевай про себя молитву, или если как-то больше можешь сосредоточиться – молитву Иисусову про себя читай.
Сейчас для большинства из нас есть великолепная школа молитвы – это дорога. Каждый из нас ездит на учебу, на работу в общественном транспорте, в автомобиле во всем нам известных московских пробках. Молись! Не трать время впустую, не включай ненужное радио. Не узнаешь новости – переживешь без них несколько дней. Не думай, что в метро ты так устал, что тебе хочется забыться и заснуть. Ну хорошо, не можешь читать по молитвослову в метро – читай «Господи, помилуй» про себя. И это будет школой молитвы.
- А если за рулём едешь и диск ставишь с молитвами?
- Я когда-то относился к этому очень жёстко, думал – ну что эти диски, халтура какая-то, а потом на опыте разных священнослужителей и мирян увидел, что это может быть подспорьем в молитвенном правиле.
Единственное, что я бы сказал – не нужно всю молитвенную жизнь сводить к дисковому прослушиванию. Абсурдно было бы, придя вечером домой и становясь на вечернее правило, вместо самого себя включить диск, и какой-нибудь благоговейный лаврский хор и опытный иеродиакон привычным гласом начнет тебя убаюкивать. Все в меру должно быть.
- Как вы относитесь к правилу Серафима Саровского?
- Как можно относиться к правилу, которое дал великий святой? Как к правилу, которое дал великий святой. Я просто хочу напомнить, при каких обстоятельствах он его дал: он дал его тем инокиням и послушницам, которые находились на тяжёлых труднических послушаниях по 14-16 часов в сутки. Дал им для того, чтобы они начинали и кончали им день, не имея возможности для исполнения регулярных монашеских правил, и напоминал о том, что соединять это правило нужно с внутренним молитвенным деланием во время тех трудов, которые они несут в течение дня.
Конечно, если человек в горячем цеху или в не менее утомительном офисном труде приезжает домой таким, что съесть ужин, сделанный любимой женой на скорую руку и прочитать молитвы – это всё, на что у него силы остаются, пусть читает правило преподобного Серафима. Но если у тебя остались силы не спеша посидеть за столом, сделать несколько не самых необходимых звонков по телефону, посмотреть фильм или новости по телевизору, почитать френдленту в Интернете, а потом – ах, завтра же вставать на работу и остаётся время только несколько минут - то тут, пожалуй, не самым правильным путём будет ограничить себя Серафимовым правилом.
Философия начинается с вопросов, то бишь с удивления. Нужно ли, можно ли удивляться и задавать вопросы верующему человеку? Иначе говоря, можно ли верующему человеку быть «чуть-чуть» философом? Это важный вопрос, поскольку многим верующим людям кажется, что мыслить можно только в рамках катехизиса. Но и сам катехизис есть диалог. Там есть вопросы и ответы. «Что есть Церковь?» – «То-то и то-то». «Каково учение Евангелия о будущей жизни?» – «Таково и таково». «Можно ли мыслить об этом вот так-то?» – «Нельзя, потому что сказано то-то».
Катехизис дает некую сумму готовых ответов, но предполагает вопросы. Значит, верующему человеку можно их (вопросы, то есть) задавать и можно, следовательно, быть чуть-чуть философом.
Ужасен человек, которому все ясно. Человек, которому все ясно, это не Платон, и не Василий Великий, и не Филарет (Дроздов). Это, скорее всего, какой-то зощенковский персонаж на манер того товарища, который в ответ на вопрос барышни: «Что это соловей так нынче сладко поет?» – ответил без сомнений: «Жрать хочет, оттого и поет». Можно было бы порадоваться, что человеку все ясно и на любой вопрос ответа долго ждать не надо. Но радоваться почему-то не хочется.
Вопрос о возможности философии в христианстве формулируется так: «В христианстве можно только молиться или можно молиться и думать?» Конечно, можно думать и молиться, молиться и думать, просто думать и просто молиться. И когда человек будет думать, он будет постоянно задавать вопросы. Себе, Богу и окружающему миру. Почему все так, а не иначе? Если на все воля Божия, то я ни при чем или все же от меня чего-то ждут и за что-то спросят? О, как много этих вопросов, и как рвутся они из самих глубин человека! Иногда они, эти вопросы, заставляют молиться, иногда мешают. Но сделать вид, что их нет или что они не нужны, что это блажь и чушь, вряд ли удастся.
***
Философия есть поиск Бога. По Клименту Александрийскому, она есть для язычников то же, что для евреев – Закон. Закон же для евреев, напомним Павлово слово, есть «пестун», то есть детоводитель ко Христу. Детоводителем называли раба, который водил детей своего господина к учителям. Евреев ко Христу должен был привести Закон, а язычников – размышление.
Закон требует тщательного исполнения. Казалось бы, Закон и философия – антагонисты. Но это только кажется. Поскольку Закон обширен, мелочен, скрупулезен, целостен, он для исполнения требует понимания. Человек не способен исполнять то, что не понимает. Отсюда еврейские поиски ответов на вопросы «какая заповедь в Законе большая?», «что первостепенно, а что второстепенно?» и так далее. Размышление над Законом есть аналог философии, только не в смысле свободного полета: дескать, «думаю, о чем хочу». Это настырный труд ума в заданных рамках, это религиозная философия. Она-то нам и нужна.
Если бы не было у евреев людей, размышляющих над Законом, после Пятикнижия в Библии бы больше ничего не было. Но там есть и Притчи, и Псалмы, и Иов, и Исаия. Не было бы у них того, что называется «устной Торой», – аналога нашего Предания. Сам Христос в ответ на вопросы книжников отвечал: «В Законе что написано? Как читаешь?» (Лк. 10: 26). Не просто «что написано?», но и «как читаешь?» Очевидно, это сказано оттого, что одно и то же читать можно по-разному. Стоит дать прочесть любую книгу двум разным людям, а затем обсудить с ними прочитанное, и мы удивимся. Окажется, что в одном и том же тексте люди эти люди заметили совершенно разные места, нашли совершенно разные смыслы, почувствовали абсолютно несхожие подтексты. Один и тот же человек в разные возрастные периоды тоже понимает по-разному одну и ту же, вроде бы знакомую, книгу. Потому что повзрослел, потому что перенес опыт измены, или болезни, или разочарования в ложных идеалах. Если это справедливо в отношении Шолохова, то почему это не должно относиться к Божественному Откровению? Значит, нельзя просто дать Святую книгу человеку: дескать, «там все есть, читай – и все будет в порядке». Нужна культура коллективного чтения, размышления, толкования. Нужно уметь многим слушать, когда один читает, а затем по очереди высказывать свое мнение о прочитанном. Нужна культура дискуссий, при которой неизбежно бывают несогласные или мыслящие различно. Но именно внутри силового поля коллективной мысли становится понятным не просто что-то кому-то, но само Откровение оживает в многогранности своей и питательно проникает в сознание духовно трудящейся общины.
Вот этого-то у нас и нет. Не то чтобы совсем нет. Где-то, наверно, есть. Но в целом – нет. А раз нет свободного движения внутри заданных координат – значит, есть стояние на месте. А стояние на месте внутри текучего мира невозможно в принципе. Там, где есть намек на него, есть неизбежная деградация и скатывание вниз. То есть происходит движение «вниз по лестнице, ведущей вверх».
Философии нет – значит, жизнь не осмысливается. А жизнь не осмысливается в двух случаях: или жизни нет, или живущий человек неполноценен.
Религиозной философии нет – значит, жизнь в вере не проходит через сито анализа и самоанализа. Вариантов тоже два. Либо веры нет, а есть лишь шелуха и «оптический обман зрения», либо верующий человек похож на растение. Жестковато звучит, но такова категоричность мысли, подобящаяся остроте скальпеля.
Догматизация мелочей и канонизация исторических ошибок происходят именно отсюда, «из сего зерна», как сказал бы Г. Сковорода. Думать люди не хотят. Религиозные люди жертвуют риском философского поиска якобы молитве. То есть говорят: «Мы не думаем, мы молимся». Но чаще всего это ложь на молитву, потому что не умеющий и не любящий думать человек молиться тем более не любит.
Молитва выше всякого размышления, и она есть высший плод трудящегося ума. Это такой плод такого ума, который вовлекает все существо человека в единый процесс молитвенного горения. Тот, кто знает по опыту огонь молитвы, ценит огонь мысли, ибо это похожие огни. Но лентяи и не молятся, и не думают. Они носят угрюмые маски и повторяют в акафистах: «Радуйся, радуйся». Они интуитивно боятся, что, однажды позволив себе мыслить, додумаются до вещей непривычных и парадоксальных. Да, есть риск. Но родиться – тоже риск. Гораздо спокойнее остаться зародышем и спать в темноте утробы, а лучше – вовсе не зачинаться.
Именно умственное упрощенчество сообщило русской революции религиозный характер – именно оно виновато в реках пролитой крови. Русская революция была попыткой скачка в вечность. Это был наивный запуск ракеты из рогатки. Это была насквозь мифологическая трагедия, в которой участвовали «простые» люди, желающие всемирной справедливости и прочих «святых» вещей без реального стремления к святости. Массовые участники строительства нового мира были «интуитивные христиане», которым на голову надели «вывернутое Евангелие» и которые позволили себя завертеть и обмануть именно из-за религиозного невежества и догматического безразличия. Отсутствие дисциплины ума и пренебрежение к умному труду есть наш родовой грех, похожий на добровольное проклятие. И толком выбраться из исторических тупиков мы не можем именно из-за пренебрежения к главному достоинству человека – способности честно мыслить. Подчеркну – способности, а не умения, ибо умением еще нужно овладеть.
Оттого и ищут люди болото погуще да потеплее, чтобы улечься в него, как хрестоматийный бегемот, и высунуть на поверхность только две сопящие ноздри и два лениво моргающих глаза. И если есть бытовое болото, то отчего не быть болоту религиозному? Оно тоже есть.
Религиозное болото – это отсутствие размышления над Откровением, отсутствие живой рефлексии на слово Божие плюс пугливая ненависть к тем, кто с тобой не согласен. Эту ненависть легче всего нарядить в благочестивый сарафан «охранения традиций». Но это все – до поры до времени. Человек, честно думающий и находящийся за пределами Церкви, к Церкви придет, а человек, находящийся внутри Церкви и ни о чем не думающий, от Церкви уйдет.
Честная мысль вообще имеет то особое свойство, благодаря которому, додумав нечто до конца и донышка, жить по-прежнему уже невозможно. Мысль меняет жизнь, а там, где жизнь не меняется, но происходит лишь смена декораций, там нет ума, там царствуют растительно-животные инстинкты, одетые в модный костюм.
«Это трудно сделать», – говорил один человек другому в отношении решительного жизненного шага. «Нет, – отвечал другой. – Это трудно понять. Если же поймешь, то уже трудно не сделать». Таково мышление. Особенно если это мышление религиозное. Оно не подвергает сомнению бытие Божие. Оно трепетно осмысливает Откровение, то есть тот опыт, до которого нельзя додуматься, если Бог его не явит. Оно смотрит на жизнь не как на схему, но как на живую – то есть меняющуюся постоянно – реальность и стремится дать появляющимся фактам правильные имена.
Именно эта способность, помнится, выделяла еще не согрешившего Адама в Раю из царства животных. Протоиерей Андрей Ткачев
25 мая 2012 год
Более подробную информацию вы можете получить
ЗДЕСЬhttp://www.kistine1.narod.ru
Тут можно на тысячи человек посылать сразу и тут же получать ответ. Мне сегодня за одну ночь пришло более 200 писем – всего лишь на последнее моё прощальное письмо, что я уезжаю с 12 июня и по 12 октября с детским лагерем-станом и на благовестие. Есть тут и настоящие друзья. Есть много еретиков и политиков заядлых, и хулителей предостаточно.
Вот как было в последний час.
Выставил я своё стихотворение о молитве и снимки наши.
Иак.5:16 – «Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться: много может усиленная молитва праведного».
Молитва – это с Богом разговор, Иов.32:20 Открытый, со смирением, с надеждой. Пс.138:4 Прорыв к Творцу, всему наперекор. Мф.9:27 Так будет, есть и так случалось прежде. 1Цар.12:23
Молитвы все всего на трёх ступенях, Рим.8:26 От ада до превыспренних небес. Пс.129:1 Всего на трёх. Рыдание и пенье, 2Пар.20:9 Смертельно раненных и под венцом невест. 2Макк.7:9
На первой широченной столько хлама, Мф.21:22 Лохмотьев нищеты, проказы мытарей. Мрк.1:40 На ней священник, муэдзин и лама - Пс.146:9 Все, кто рождается, и вздумал помереть. Быт.35:18
Просительные миллиарды «дай!». Иак.4:3 Бесчётные «спаси и сохрани!». Пр.2:7 Стремящихся попасть сегодня в рай, Лук.23:43 «Воды», – кричат, и с гневом бьют в гранит. Чис.20:11
Здесь все просители, голодные, калеки, Иов.24:12 Отверженные, пленные, в судах. Иак.2:6 Кому отказано быть в званье человека, Сир.13:29 Кому родня: безвыходность и страх. 3Цар.22:32
Прорваться, доползти ступенью выше, 1Фесс.5:18 Сподобиться, кто сможет с ароматом? Пс.140:2 Здесь благодарность, что Господь услышал, Пс.33:7 Переселил в боярские палаты. Пс.26:5
Благодаренье, проповедь, рассказы Еф.5:20 О милости, о тех, кто помогал. Сир.35:2 И горе тем, кто не взошёл ни разу, Пс.43:18 Ступенью выше, как на пьедестал. Пс.105:13
На третьей, херувимской, пренебесной Ис.6:3 Одна хвала, всегда лишь Аллилуия. Ис.8:13 Себя проверив, скажем прямо, честно: Мф.21:31 Здесь чаще блудницы Спасителя целуют. Лук.7:45
Здесь нет желаний что-то изменить, Фил.4:18 Просить, благодарить – одно лишь пенье! Откр.5:9 Для этого, страдая, стоит жить, Фил.3:14 Подняться выше первых двух ступеней. 1Фесс.4:17
02.05.03. ИгЛа (Игнатий Лапкин)
1Фесс.5:17 – «Непрестанно молитесь».
2Фесс.3:1 – «Итак молитесь за нас, братия, чтобы слово Господне распространялось и прославлялось, как и у вас».
Вар.1:13 – «Молитесь и о нас Господу Богу нашему, так как мы согрешили пред Господом, Богом нашим, и не отвратилась от нас ярость Господа и гнев Его до сего дня».
Из 3500 моих друзей, кому отправил стихотворение, ответила одна вот так: выставила стих, и снимок. По нему у нас и начался вот этот разговор деловой.
Изабелл Вахтомина
Молитва - это с Богом разговор Не на показ она мой друг творится Благодарение Богу ! Или стон . Прощение - И грех тебе простится .
Бывает сердце разум побуждает Хвалить Иегову , и читать псалмы Творцу Вселенной радость выражаем И просим силы и терпения мы !
Нас мудрость Бога часто восхищает ! Соделал всё прекрасно вокруг Он ! Его любовь в нас свет в душе рождает Живой Господь ! Мы верим без икон !
Благодарим за Его мы за прощение За Сына ! За чудесного Христа ! Через него стремимся к отношениям С Отцом Небесным ! Славят вновь уста !
Молитва как бальзам на нашем сердце ! Как ароматный к Богу фимиам ! Я для Него раскрыла души дверцу И Он творит любовь и веру там !
ИгЛа: сколько тут в одном снимке недуховного, мирского, не евангельского: голова на бесчестие открыта и такая молитва в срам. На руке украшенье – дело погибельного мира сего. И грудь открыта – по стихиям блудного мира.
Вот и мудрование сектантское, куда оно завело даже в одном снимке. А если бы вы жили рядом, то ведь у таких суемудрых высокоумий столько же всего намешано еретического и гибельного.
Посмотрите на наши снимки целомудрия - это же небо и земля в сравнении с этой мирской гнилью.
Изабелл Вахтомина Откуда вы знаете ? Возможно это молится православная , так тогда вы сами себя осудили . Ведь фото я взяла из инета ! А вы быстрей осуждать ! Ай я яй ! Правду видать сказал Христос - Не судите , и не будете судимы !
ИгЛа: При чём здесь я или кто-то? Такое одеяние и украшение не человек судит, а Бог Иегова осудил и пригвоздил к позорному столбу самообмана лжемудрований, будь то православный или еретик-сектант.
1Кор.11:13-16 – «Рассудите сами, прилично ли жене молиться Богу с непокрытою [головою]? Не сама ли природа учит вас, что если муж растит волосы, то это бесчестье для него, 15 но если жена растит волосы, для нее это честь, так как волосы даны ей вместо покрывала? 16 А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божии».
1Кор.11:5 – «И всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытою головою, постыжает свою голову, ибо [это] то же, как если бы она была обритая».
1Пет.3:3 – «Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде».
1Тим.2:9 чтобы также и жены, в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием, украшали себя не плетением [волос], не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою.
Тит.2:12 научающая нас, чтобы мы, отвергнув нечестие и мирские похоти, целомудренно, праведно и благочестиво жили в нынешнем веке,
Изабелл Вахтомина На моём теле нет украшений ! И фото моё посмотрите , я в плоточке ! И голова моя покрыта платком . 10:44
http://youtu.be/s0vrpZcWkEc Пс.118:113 – «Вымыслы человеческие ненавижу, а закон Твой люблю». Более подробную информацию вы можете получитьЗДЕСЬ http://www.kistine1.narod.ru
Всего: 990 
Новых за месяц: 1 
Добавить сайт
